Наверное, впервые о том, как бездумно прожигаю свою жизнь, я задумался в больнице, в отделении рассеянного склероза. Нет, я не был болен. Там я оказался по воле случая или, если быть честнее, то потому, что я – наркоман.
Мой крестный предложил мне за довольно скромную плату побыть сиделкой его сына, страдающего токсической энцефалопатией – печальной «побочкой» любви к быстрым наркотикам. Меня соблазнила перспектива в течение трех недель спать на чистом белье, кушать трижды в день, а также я был избавлен от необходимости мучительных поисков кайфа и всего, что с этим связано. Дима – тот самый сын моего крестного и по совместительству приятель – намекнул, что кумарить меня не будет, на аптеку деньги он мне выделит. В общем, одни плюсы. Не успев побриться, я натянул на себя остатки гардероба и с чувством уверенности в завтрашнем дне отправился на встречу с прекрасным. Гидазепам, кодтерпин, сонат, спазмолекс, коаксил – не оставляют ни малейшей возможности припомнить первые три дня моего пребывания в больнице на почетной должности сиделки. Так, редкие проблески. На второй день я отправился на поиск «крысы», съевшей половину палки нашей колбасы и надругавшейся еще над кучей продуктов из общакового холодильника,
а спустя несколько часов меня оттаскивает от холодильника медсестра с криком: «Я сейчас милицию вызову! Глаза раскрой, торчок проклятый!» На третий день вскрывают дверь душевой, где я сплю с пакетом творога и растерзанной банкой сгущенки. Разумеется, возмещаю ущерб и за творог и за банку со сгущенкой и за поломанную дверь из димкиного кармана. Чуть позже, заведующий отделением тонко намекнул, что за «исполнения» моему «подопечному» грозит выписка. Снова пришлось «отлистать» все из того же кармана. Дима вычел деньги из моего гонорара, что меня огорчило. Но удар по карману был не так болезненен, как удар по самолюбию.
По больнице мы с Димой передвигались следующим образом: я шел впереди, Дима, положив руки мне на плечи, ковылял сзади. Резкий поворот, остановка, ускорение, а также изрядная порция «колес» в моем желудке были крайне травмоопасными факторами. Бывало, что я, забыв озвучить дальнейший ход своих действий и резко повернув, терял Диму. Тот, в свою очередь, либо успевал сгруппироваться при падании, либо не успевал. В такие моменты он орал: «Га…га…га…гандон!» Вот и в тот раз, после разговора с главврачом, он затянул еще не упав: «Га…га…гандон!». «Сам ты га-га гандон!», передразнил я и резко шагнул вперед. Отойдя на безопасное расстояние, я наблюдал за торжеством справедливости.
Именно в тот момент я увидел их…Красивая девушка шла под руку с красивым парнем. Они ступали очень осторожно и в то же время легко, будто проплывая. Одеты были просто, но изящно. Глядя на них, я по-настоящему восхищался, а не завидовал. Эти двое излучали любовь. Проходя мимо Димы, пара остановилась. Он стоял, облокотясь о стену, а девушка наклонилась помочь «всаднику без головы» – потерял ли он ее в бесчисленных драках или ее украл «джефф», уже не важно. Мне стало неловко и я, поднявшись, спросил: «На дырявого ответишь, что не ударишь, брат?» «Или… иди… иди… на х%й» – парировал безголовый, но осознав всю плачевность своего положения, только простонал. Я не стал дожидаться ответа и, почувствовав себя в безопасности, помог ему подняться. Когда я дотянул его до кровати, в палату вошли те двое. «Привет всем, меня зовут Славик», – представился парень. «А я – Ника», – немного смутившись, представилась девушка. «Вот, будем вашими соседями». Все, кто был в тот момент в своих койках, встрепенулись, застеснялись и, поздоровавшись, затихли. Слава осторожно с помощью Ники присел на кровать. Делал он это как-то неестественно, движения напоминали движения робота: спина ровная, шея неподвижна. Я тогда еще не знал, что он не сможет поднять самостоятельно голову, если наклонит ее. Мышцы шеи, а также рук, ног, спины атрофировались с космической скоростью. Держать в вытянутой руке стакан с водой Слава уже не мог. Ника тут же запорхала вокруг Славы, быстро и ловко помогла снять обувь и верхнюю одежду, застелила постель. Повернувшись ко мне, попросила помочь принести сумки. Пока мы шли, я подумал, что такая девушка не выбрала бы себе в мужья кого попало. Глядя на их отношения, на то, как заботились друг о друге и ласково смотрели друг на друга, я испытывал умиление и сострадание. Они были мне симпатичны, и мы стали общаться. Благодаря Нике наша палата наполнилась теплом и светом, в воздухе витала надежда, сменившая царившую ранее гнетущую атмосферу. Даже я стал терпимее относиться к Диме, перестал дразнить, а начал поддерживать. Пока мы общались, я многое узнал о них, они были чудесной семьей с тремя детьми, что вызывало восхищение.
С каждым днем во мне нарастало чувство неловкости за то, что каждое утро я бегал в аптеку за колесами и, запивая их пивом, возвращался в палату. Люди борются за свою жизнь, а я легко убиваю себя. Проблема была очевидной, но никто не задавал мне вопросов. Было ли им меня жаль? Наверное, но они просто были хорошо воспитаны, чтобы это как-то демонстрировать. Ника и Слава часто приглашали меня выпить с ними травяного чаю, угощали сладким, делились смешными историями. Лишь однажды Ника как-то спокойно сказала: «Ты добрый и веселый и непременно будешь счастливым. Просто верь в это. А верить в это – это не просто ждать чуда, это значит жить сердцем, а не головой, жить не для себя. Вот увидишь, как изменится все вокруг, когда ты встретишь свою единственную». Когда она это сказала, я чуть не взвыл! Каждая собака в моем родном городе знала, что я – наркоман, и не просто наркоман, а завершенный нарик! Последние несколько лет я скитался по притонам, у меня не было ни документов, ни дома, ни работы. Смысл моей жизни легко помещался внутри шприца. Я был изгоем, ни одна приличная девушка не связала бы со мной свою жизнь.
Так незаметно пролетели три недели, общаясь со Славиком и Никой, я словно перемещался в другой мир, мир, в котором меня никто не осуждал, в котором со мной говорили на равных. В такие моменты я чувствовал себя почти нормальным. Однако, я испытывал и другое чувство. При мысли, что мне придется вернуться в свой ненавистный родной городишко, и в котором я, как мне казалось, и окончу свою жизнь, я чувствовал отчаяние. Конечно, я ненавидел себя и свою жизнь, жалел себя за то, что превратился в «нечто».
За три дня до отъезда я по обыкновению совершал марш-бросок на рынок за продуктами. Из списка я купил только хлеб и сало, а на сэкономленные деньги «позавтракал» в аптеке. Вернувшись в больницу, я увидел, как Ника беседует с незнакомкой, чьи глаза меня поразили своей красотой (или это были таблетки внутри меня?). У нее было красивое лицо с правильными чертами, которым я мог бы любоваться вечность. Но мне надо было кормить Диму. Присев на безопасное расстояние, я стал нарезать сало и хлеб и просил его говорить внятно, он начал материться, а затем и бросать в меня предметами, до которых мог дотянуться. И когда наша непристойная ссора была в разгаре, в палату вошла Ника и предложила выпить чаю вместе с ее подругой Татьяной – той самой красавицей, которая поразила меня в самое сердце. Через полчаса мы мило болтали, устроившись на двух кроватях, пили чай, смеялись и строили планы на предстоящий вечер.
Что было дальше? А дальше я влюбился в Татьяну. На этом можно было бы и закончить мою историю, но это было началом новой истории – моей новой жизни. Через неделю после нашей первой с Таней встречи, я нашел работу, а через полгода Таня предложила мне встретиться. Я приехал к ней на день, а остался на шесть лет. Благодаря ее любви и поддержке я стал искать выход и нашел его в Анонимных Наркоманах. Банально, скажет кто-то. Чудо, отвечу я.
ПС Через месяц после нашего отъезда из больницы я позвонил Нике, чтобы поздравить ее и Славика с наступающим новым годом. Мне хотелось сказать, что я их не забыл, что я за ними скучаю. Ника поблагодарила меня за звонок и сообщила, что Славик умер. И добавила, что если бы не дети, она бы тоже уже не жила.
Меня душили слезы. Но мне не хотелось забыться. Мне хотелось, что бы кто-то любил меня так же, как Ника любила своего Славика.
Мне просто захотелось жить!
Максим ВЯЛЫХ
(Сохранен авторский стиль и пунктуация)
