Так уж сложилось, что каждый новый «сезон» для нас начинался с цветения мака. Обычно для жителей центральных областей и в частности Киевской, сезон начинался в конце июня – начале июля, хотя на Херсонщине и Одесщине, уже в конце мая мак коцали в полный рост.
То была атмосфера золотых 90-х, большой вечеринки, начавшейся с распадом Совдепа, последние отголоски которой затихли в 2013-м. Тогда наркотики еще не пошли в массы и были маркером контркультуры.
Выбегаю из подъезда, солнечный луч стреляет мне в глаза, я машу ему рукой: «Привет, Милка!» Я уверена, это она пускает свои шуточные стрелы-лучики, напоминая о себе. Ты всегда рядом в солнечные, ясные дни, такие, какой была сама – солнечная, яркая, длинноногая, высокая, тонкая… Широкие азиатские скулы, оленьи раскосые глаза, нервно подрагивающие ноздри: во всём и всегда поражала удивительная породистость.
Мы много спорим о своих правах, о законности. Много рассуждаем о нарушениях наших прав. Но все эти словоизлияния происходят на уютных кухонных посиделках или в скверике, после удачного приобретения и употребления, удавшихся в этот день без эксцессов со стороны блюстителей порядка. Мало кому удавалось проплавать в этом движении без приводов, беспредела и различных фокусов стражей законности. Свои промахи мы чаще всего пытаемся решить путём дачи взятки. Даём – берут, брали и брать будут, пока мы будем выступать с позиции виноватых…
В психиатрической больнице сегодня очередной «залёт»: Жора гитарист уклеил спинкой кровати санитара Гордиенка по кличке Бугор. Манипуляции со спинкой Жора произвел умышленно, так как давно хотел отметелить Бугра за его хамское к нему отношение. Всю ночь он пилил свою кровать каким-то странным холодным оружием, которое в конце-то концов сломалось и раздербанило Жоре ладонь, но миссия была выполнена. Жора не выносил к себе обращения — «псих». Куда больше ему нравился санитар Коршун — полный громоздкой мужик, который называл всех психов «дураками». Прозвище «Дурак» казалось Жоре элитным и перспективным, а псих — это уже клиника. Кроме того, Жора, имея от бога музыкальный вкус, находил слово «дурак» музыкальным.
…Вовсю цвела сирень.Этот аромат проникал везде. Даже витал в воздухе Богом забытой Борщаговки. Куда-то спешили люди, грохотали трамваи, рынки заглатывали и выплёвывали толпы народа. Суета…Суета…Суета сует.
..Танька воровала без соблюдения правил жанра: без отвода, пропуля и просто на полном отвале, причём чисто из спортивного интереса. Высшим пилотажем в её исполнении было остановить мотор, не имея ни копейки денег, проездить на нём полдня, да ещё чтобы в конце водитель денег непременно отстегнул. Ах, не подумай, милый читатель, что речь идёт о секс услуге. Танька – потомок очень известной на Борщаговке уважаемой цыганской семьи.
Первое пробуждение в тюрьме, всегда бывает самым неприятным. Во сне живёшь иной жизнью, далёкой от яви. Измученный допросом и загнанный в угол – подписанной санкцией на задержание. В вонючей камере, понимая, что свободы не видать долгое время. Но, вот, сон берёт в свои цепкие объятия, Морфею всё равно. Ему нет разницы, свободен ли ты, как ветер, или над тобой скрипят жернова взятия под стражу. Спасибо тебе, могучий Бог, за щедро подаренные часы забытья! Второе пробуждение проходит мягче, третье, совсем плавно, четвёртое – практически безболезненно…
Это был только конец июня и в киевской области сезон едва набирал обороты. Поэтому бинтов с подрезки мы привезли мало и продвигали всё за пару суток. на хате у Димки Хомута. Но у нас оставалось ещё почти 3 мешка «зелёнки» (для тех, кто не в курсе – незрелые, срезанные зелёными маковые головки), из которых тогда ещё редко варили ширку. Да и терпения на просушку покоцанного урожая не было – о каком вообще терпении можно говорить, если вместе с опиухой мы то и дело ускорялись джефом. Если сидишь на опиатах, джефирить можно только когда стопудово есть, чем закрыться. Иначе – жжуть. Короче, порешили на том, что будем вываривать зелёнку, как обычный кукнар.
Никто не помнил, как и когда она появилась в том далеком приморском городишке – заброшенном, грязном, насквозь пропахшем рыбой, пьяным весельем и трезвой тоской.
Если что и было крепким в этом живущим по восточным укладам, размеренной и ленивой от зноя жизнью городке – само название – Бад.
Бад – один из тех многих городков, что «у черта на куличках», только на самых южных, построенных не совсем удачно, в краях, компактно обжитых «озверевшими русскими и обрусевшими зверями» – не в обиду сказано и тем и этим.
