Пластиковый стаканчик

Кошмар из прошлого

Я иду по центральной аллее кладбища в Виннице вместе с моим давно покойным другом Сашей Барсуком. Мы несем огромные охапки сухого мака. Маковые головы на длинных стеблях тарахтят, как погремушки. Вечереет.

 

 

 

Заходящее солнце ласкает спину и затылок. Аллея длинная. По одну сторону русские могилы, по другую – заросшие, запущенные еврейские, с памятниками в виде деревьев с обрубленными сучьями,‘с надписями на иврите, с поразительными, экзотическими, нездешними именами.

Я знаю, что мы идем домой, наши с Сашей поиски увенчались успехом…еще немного – и нам станет хорошо. Вот уже могила дедушки, скоро конец аллеи и уже виднеются ворота, но так далеко… Начинает смеркаться. От леса тянет сыростью. Саша вдруг останавливается и говорит: «Смотри, что там делают малые?» Я поворачиваюсь налево и вижу вдалеке, среди еврейских могил двух маленьких деток, мальчика и девочку, чистеньких, ухоженных. Девочка в светлых кудряшках, в оборочках – совсем крохи, может, трех-четырехлетние. Почему-то они выглядят, как брошенные котята. Я отдаю свою ношу Барсуку и говорю: «Иди! Я сейчас догоню.» Он молча продолжает идти к воротам, а я лезу через поваленные надгробия, продираюсь через кусты, чтобы попасть к детям. Вдруг оказывается, что они значительно дальше, чем представлялось с аллеи. Какие-то растения цепляются за мою одежду…Тупик.

Поворачиваю назад, мимо покосившегося памятника Сары Пейсаховны и Давида Мошковича… Вот, наконец я подхожу к деткам. Как жалко и бесприютно они выглядят. И одни, совсем одни в таком глухом, безлюдном месте, на полузаброшенном кладбище, где давно никого не хоронят! «Маленькие мои, ну что случилось?» – говорю я. Детки сразу же бросаются ко мне, заглядывают в глаза – девочка внезапно цепко хватает меня за правую руку, сжимает ее с недетской силой. Ручонки у нее липкие и пронзительно холодные. На меня накатывает жуть и в груди все замирает от ужаса. Я оглядываюсь и вижу, что Барсука на аллее нет! Я пытаюсь вырваться из цепких ледяных ручек и с трудом выдавливаю: «Нет, этого не надо!» Но тут мальчик, нежный белокурый ангелочек, так же крепко хватает меня за другую руку и говорит глухим низким голосом, в до-диезе «Надо!» И еще раз, на две октавы ниже: «НАДО!». Я смотрю на него и леденею. Ребёнок широко открывает рот, полный острых, как иголки, тонких и длинных зубов! Надо! Я дернулась и проснулась. Рука, на которую я положила свою голову вместо подушки, затекла и онемела. Именно за нее хваталось кладбищенское дитя. Фу, ну и приснится же… Стивен Кинг курит в сторонке! Я проснулась окончательно. Боже мой, ну зачем я вообще просыпалась! Вчера вечером я от жадности уколола все, ничего не оставила на утро и меня ждет неприятная перспектива. Мне придется варить «крокодил» на кумарах… «Прилетят кумарики на воздушном шарике!» В замке повернулся ключ и оба моих кота, до того мирно спавшие на кровати (какая кровать, логово, в котором я, лежачая больная, живу уже третий месяц), вскочили и пулей бросились к двери. Это пришел Танк, мой друг, мой спаситель… «Мамочка пришла, молочка принесла…»

А если по порядку, то все очень просто, очень гадко и очень страшно. Мальчик мой, что я могу сказать тебе нового, твоя мамка-наркоманка. Более того, я очень старая наркоманка. Это редкость, потому что мы долго не живем. И сейчас моя жизнь подходит к концу. Пару месяцев тому назад я перестала вставать с постели. Ноги перестали меня слушаться. Знаешь, мальчик мой, я именно тогда увидела, как моя жизнь сужается в точку. Сначала исчез весь мир за пределами моей квартиры. Это произошло, когда я вместе с кентами проколола телевизор. Потом исчез район, в котором я жила, улица, двор, подъезд, лестничная площадка, потому что я перестала выходить на улицу. Мне было трудно ходить, всё необходимое для варок мне приносили…Незачем да и некогда. Наркотик съедал все мое время и силы. А когда я окончательно слегла, мой мир сузился до одной комнаты, а потом – до кровати. Из моей жизни исчезла ванная, исчезла одежда, исчезла косметика. Не надо, не вини себя, я знаю, что ты был за границей, потом я не отвечала на твои звонки, кроме того, ты был в ужасе от моего образа жизни, от моего стремительного падения, настоящего пике от нормальной, даже интересной, успешной жизни – в пропасть! В минус, в самоуничтожение. Когда мы виделись с тобой в последний раз, я уже была больна. Это был день моего рождения. Ты помнишь ту милую парочку, парня и девицу, которую я приютила? Их зовут Лариса и Гена. Поскольку я на тот момент уже слегла, была совершенно беспомощна, мне нужно было, чтобы кто-то жил со мной, ухаживал, понимаешь? И варил этот проклятый «крокодил»…Ты и папа тогда устранились из моей жизни…Мальчик мой, я все понимаю, я прекрасно осознаю, что достала вас. Вы устали от моих бесконечных срывов, от моей лжи, от необходимости постоянно вытаскивать меня из неприятностей. Каждый раз, когда я в очередной раз лечилась, вы надеялись, что вот, вот, именно в этот раз, в этом случае произойдет чудо и я выздоровлю, я не буду употреблять наркотики. Мой дорогой мальчик! Ты пошел в паломничество, ты пешком шел из Хмельницкого в Бердичев, к чудотворной иконе Бердичевской Божьей матери, ты просил Деву Марию исцелить твою маму. И каждый раз ваши надежды обманывались. Немудрено, что вы разуверились. Сейчас я уже не обижаюсь, но на тот момент мне казалось, что вы бросили меня на произвол судьбы. И тут подвернулись они. Лара и Гена. Они жили у меня, было кому подать мне стакан воды…Ну и потихоньку они разворовывали и превращали в помойку мою квартиру. Я никогда на забуду, когда ты приехал и повез меня в ресторан – праздновать днюху. Лариса помогла мне одеться, а ты и Гена под обе руки дотащили меня до машины и мы поехали праздновать мой сорок шестой день рождения. У меня особенное отношение к дню рождения. Смешное в моем возрасте, сверхценное. Но я жду днюху весь год. И обязательно плачу в этот день. Возле ресторана нас встретил мой брат Жора. Когда он увидел меня и понял, что меня нужно выгружать из машины и буквально волоком тащить, потому что я не могу самостоятельно передвигаться, на лице его выразилось, мягко выражаясь, замешательство. Я поцеловала его и сказала: «Жорочка, ихь штербе» и засмеялась. Ты укоризненно посмотрел на меня и я поняла, что это неудачная шутка. Я повторила последние слова Чехова. Врач разрешил ему выпить шампанского и Чехов, сам врач, понял, что умирает, сказал тогда по-немецки «ихь штербе», что значит «Я умираю». Мой брат учился в Геттингенском университете и у нас был такой прикол, я ошарашивала его длинными тирадами на немецком языке, или цитировала «Раммштайн». В ресторане нас ждал мой отец, сестра, невестка и бабушка Леля…

Сынок, я слишком была счастлива тогда…И как я сейчас жалею, что не рассказала вам тогда всей правды. И что не попросила помощи. Я бы избежала всего того кошмара, что ждал меня в скором времени. Я соврала, что больше не употребляю ничего… А это так… «просто я немного болею»! Ах, мальчик мой, я знала, что ты прекрасно понимаешь, что происходит на самом деле. Ты с восьми лет нянчился со мной во время моих кризисов, ты отлично различал мое состояние. Ты мог безошибочно определить, чего и сколько я приняла, бросив лишь мимолетный взгляд на свою непутевую мать. И ты слушал мою ложь, молчал и плакал в сердце своем. Я смогла пробыть в ресторане всего пару часов. Я быстро утомилась, мне было тяжело сидеть, меня начало знобить. Пора было снова уколоться. Я начала проситься домой. И тогда мой папа заговорил о заместительной терапии. Он предложил мне этот вариант. Сказал, что говорил со своим американским коллегой и тот уверил его, что это самый эффективный метод лечения наркомании. Папа сказал: «Этого мы еще не пробовали, тебя, золотце, скорее всего, только могила исправит…но как же ты будешь туда ходить? Это ведь нужно принимать каждый день..» На что я ответила: «Да, папа, я согласна ходить куда угодно! Пожалуйста, дай мне денег!» Немая сцена. Ты не знал, куда девать глаза, бедный ты мой …

На день рождения папа подарил мне Хperia Play – на то время это был роскошный телефон, андроид, сбоку выдвигалась панель, как на Playstation, отличная читалка… Папа знал, как я люблю играть в игры на телефоне и как важно для меня чтение. Как я была в восторге. Ты и Жора отвезли меня домой, и там вы хорошо рассмотрели Ларису. «Какая мерзкая девица,» – сказал Жора. Я начала уверять, что они «на лицо ужасные», но очень добрые внутри. Жора осмотрел меня. Поцокал языком, переглянулся с тобой. И вы уехали. Ты сказал, что собираешься в длительную поездку, оставил мне крупную сумму денег, чтобы я могла продержаться до твоего приезда. Мы договорились, что по приезду мы решим, как мне стать на программу и вы с твоим дядей ушли. И тут начался кошмар. Ужас.

На следующий день мое состояние резко ухудшилось. Началась лихорадка. Такая слабость, что я не могла сидеть в постели. Я лежала пластом, то трясясь от озноба, то обливаясь потом. Я плохо осознавала, что происходит вокруг. Это начался сепсис. Меня спасло то, что дома были сильные антибиотики. Весь ужас ситуации заключался в том, что «крокодил» я колола внутримышечно. Раствор был очень агрессивный и его вводить надо было примерно раз в три-четыре часа. Когда я делала себе укол, я плакала и выла от боли. На следующий день место инъекции болело еще сильнее. И хорошо, если дело обходилось без абсцесса. Когда я поворачивалась в постели, я опять-таки вопила от боли. Дружочек, ты представляешь, во что превратилось все мое тело при такой интенсивности употребления? Молчаливый и угрюмый парень Гена, как мне казалось тогда, жалел меня, он выносил за мной горшок, заботливо укрывал меня, когда меня знобило и даже несколько раз прикрикнул на Ларису, когда та ленилась убирать у меня в спальне. Как потом выяснилось, она вообще не убирала нигде и нормальная квартира с евроремонтом стала похожа на бомжатню. Было снято, отвинчено, украдено и вынесено все, что только можно было отвинтить, украсть и вынести. И однажды, очнувшись от тяжелого сна, я обнаружила, что исчезли все мои деньги. Я начала кричать и звать Ларису, но она не отзывалась, а вместо нее пришел Гена и начал уверять меня, что он сам «не при делах» И что всё это эта сука сп.%здила и свалила в неизвестном направлении. Он сделал для меня «крокодил». Он перестелил мне постель и даже хотел переодеть меня, потому что белье на мне было насквозь мокрым от пота. Он открыл шкаф и я увидела, что исчезла практически вся моя обувь и одежда, вплоть до трусов! Добрая Лариса оставила мне две футболки и пару спортивных штанов. Мне было очень жалко куртки и полушубка, который ты мне купил, когда получил деньги за первую книгу. Жалко моих джинсов, моих любимых тряпок…Но это ведь все мелочи, по сравнению с тем, что я, больная и фактически беспомощная, осталась вообще без копейки денег. Сынок, я понимала, что твой дедушка мне обязательно поможет, но мне было стыдно, очень стыдно обращаться к нему. И я вынула серьги из ушей, позвала Гену и попросила его пойти и заложить их в ломбард. Как загорелись его глаза! Ты спросишь, где были мои мозги, когда я отдала ему мое последнее золото, подарок папы к окончанию универа?! Я дура, я свинья, я… растерялась, Франя.

Оказалось, что у Гены нет паспорта! Он начал уверять меня, что он знает в ломбарде девку, которая примет серьги без документов и пороть тому подобную ахинею, но я твердо сказала, что этот вариант меня не устраивает. Я вспомнила, что в моем доме живет мой хороший знакомый Рома Ткаченко, известный в нашей среде под прозвищем Танк. И я решила обратиться к нему. Танк соответствовал своему прозвищу. Он всегда был массивный, высокий и очень пробивной. В некоторых ситуациях он действительно пер, как танк. Особенно, когда хотел раскумариться. Танк раньше работал менеджером по продаже подержанных автомобилей. Пока не стал наркоманом. Я позвонила ему, объяснила ситуацию и они с Геной отправилась в ломбард, а потом в аптеку за пенталгином, из которого, собственно говоря, дружочек, производился «крокодил». Вот так появился новый персонаж этой истории. Как позже оказалось – к моему величайшему везению! Потому что, если б не Танк, ты бы уже похоронил свою маму. Что было дальше? Пацаны вернулись быстро. Они принесли все необходимо. Танк отдал мне оставшиеся деньги и квитанцию из ломбарда, быстро изготовили «крокодил» и через пару часов мы были счастливы…Как я потом жалела, что не позвонила тебе или отцу! Я спросила Гену, где находится Лариса. «Ушла к себе домой,» – небрежно ответил он: «тварь, животина, крыса! Я думал, что она путевая девка, ведь ты нас приютила, а она так с тобой поступила! И меня через х%й кинула! Но ты не волнуйся, я тебя не брошу никогда, я же вижу, что ты человек с большой буквы! Я ее выловлю, эту ссуку, я ей голову отобью, вот увидишь, малая, я за тебя…» А-га, вплоть до крытой. Его глаза сверкали от благородных чувств, он даже прослезился. Когда Танк ушел, Гена накормил меня, принес воды в тазу, чтобы я могла умыться…Я начала дремать, Через некоторое время я услышала сквозь сон, как Гена тихонько приоткрыл входную дверь и с кем-то разговаривает. Я окликнула его…услышала, что дверь захлопнулась. Гена заглянул ко мне.» Кто-то приходил, – пробормотала я. «Нет, малая, это я выходил на лестничную клетку, хотел бычок найти, курить хочется, уши пухнут», сказал мне Гена. «Так есть же сигареты», удивилась я сквозь навалившуюся дремоту. Сыночек, я тогда не поняла, кто приходил к Гене. Разве ты не знаешь, насколько я доверчивая дура? И тут Гена попросил у меня денег, чтобы сходить в магазин и купить продуктов. Я полезла за деньгами в подушку ( да, малыш, я прятала их в своей подушке) и тут на меня обрушился удар ногой. Я закричала, отпрянула на кровати, еще не понимая, что произошли и увидела, что Гена, схватив подушку, потрошит ее в поисках денег. «Что ты творишь, – закричала я, не надо этого делать, не плюй в колодец… Гена торжествующе извлек купюры, отшвырнул подушку в угол комнаты и позвал: «Иди сюда, зая!». И в мою спальню вошла Лариса, одетая в мой полушубок. У меня потемнело в глазах. Я очень испугалась, деточка. Неужели они меня убьют? По крайней мере, бить уже начали. Я начала просить и плакать, говорить, что если они меня оставят без денег, без возможности раскумариться, в хрониосепсисе, я сама умру, умру, умру! Я схватила телефон и попыталась набрать номер, чтобы припугнуть их. Идиотка! «Гена, трубу бери!» Мою любимую Xperiю, которую вы вот только что подарили мне на день рождения!

Мальчик мой, я не хотела отдавать им смартфон, я кричала, сопротивлялась, я крепко сжимала пальцы, которые они отгибали по одному, выламывая их, Лариса рвала мои волосы, Гена наносил тяжелые удары кулаком, как кузнечным молотом, в живот, в грудь, лицо, ноги, мои больные ноги. Я очнулась, когда они ушли. Они закрыли дверь на ключ. Ты заказывал мне эту прекрасную, двойную металлическую дверь. Не дверь, а самый настоящий сейф, ловушка. Западня. Я долго плакала. Потом у меня подскочила температура. Я закуталась в одеяло. Я осознала ситуацию, в которой оказалась. Я поняла, что никто не придет. Телефон у меня отняли. Ты в Италии. Скоро у меня начнется синдром отмены. Я очень тяжело больна. Я не знаю, есть ли дома какая-нибудь еда. Возле кровати, на тумбочке, стоит бутылка минералки. В тумбочке лежат антибиотики и пластинка обезболивающего. Двери закрыты на ключ. Пятый этаж. Я в полном смысле слова на ногах не стою! И что, прости за натурализм, делать с естественными отправлениями? Представляешь, твоя мама в шоу «Выживание в экстремальных условиях»! Меня ледяной пот прошиб, я забыла о том, что у меня температура, что мне больно пошевельнуться…и, если помнишь, меня еще конкретно избили. Сынок, я собралась с силами и сползла с кровати. Я решила, пока меня не кумарит, добраться до кухни и ванной, набрать побольше воды, посмотреть, что у меня в холодильнике и вообще, осмотреться. В крайнем случае, я смогу, открыв окно, позвать на помощь, но я не хотела привлекать внимание к себе таким образом.

Милиция – это последнее, что мне надо в этой жизни. Я собралась с силами и сползла с кровати. На колени было становиться очень больно и я попыталась встать на ноги. Держась за спинку кровати, опираясь на руки, я подтянулась…секунду простояла и грохнулась на пол. Нет. Мы пойдем другим путем. Поскуливая, я встала на четвереньки, достала судно из-под кровати и, толкая его перед собой, выползла в коридор на четырех костях. В коридоро я увидела, что холодильника у меня больше нет. Надо же, я и не услышала, когда его выносили, я очень крепко спала после приступов лихорадки, а может, они что-то мне подмешивали. Дивно. Временами ложась на пол, ползком, я добралась на кухню и взвыла. Я застала там полный разгром, помойку и руины. Микроволновка, кофеварка, посудомоечная машина, стиральная машина и хлебная печка, кухонный комбайн – все милые мелочи, все это исчезло. В раковине с забитым стоком стояла зловонная жижа и плесневела гора посуды. Смеситель исчез. Занавески, об которые вытирали руки, уныло свисали с карниза. Сыночек, наверное, если бы я поселила у себя табор цыган с лошадьми и медведями, порядка было бы больше. А ведь у меня жило существо женского пола…От злости у меня даже сил прибавилось, я смогла стать на колени, потом, держась за край стола, поднялась на дрожащие в коленях ноги и заглянула в шкафчики. И в одном из них я нашла десятикубовый шприц с «крокодилом», который впопыхах, наверное, забыли Гена и его возлюбленная.

Мой родной, если бы это была ширка, грязный героин, я смогла бы растянуть это на много дней, но кустарный дезоморфин очень нестойкий, раствор быстро портится и поэтому моя находка спасла положение только на один день…

Я поискала что-то съестное, но кроме половинки засохшего бородинского хлеба и пары горстей кошачьего корма ничего не нашла. Кошки терлись об мои ноги, я высыпала им корм, поискала глазами их миску. Гена заботился о зверюшках, надо отдать ему должное, вода была налита в большую миску. Я взяла три пустые бутылки, двухлитровые, хлеб, взяла шприц с «крокодилом» в зубы, снова опустилась на четвереньки и отправилась в ванную, чтобы набрать воды. Когда я наконец-то доползла до кровати и взобралась на нее, я ничего не соображала от боли. Я была совершенно обессилена, сыночек, я беззвучно рыдала, но я сделала это! Я всем себя обеспечила: водой, пищей (не смейся, позже этот заплесневелый сухарь показался мне деликатесом), наркотиком, даже ведро притащила с крышкой вместо судна. Я отмерила два кубика, сделала себе укол и… плавно оказалась в каком- то странном месте. Какие-то улочки застроенные мерзкими хибарами. На скамеечке возле обшарпанной двери сидит огромная опухшая туша. Руки-клешни, беспалые, лицо, покрытое струпьями, седые космы в колтунах, эта женщина мне зачем-то нужна, я подхожу к ней, она дает мне шприц с ширкой. Шприц почему-то без иголки, мне надо найти иголку и уколоться. Я начинаю блуждать по этому лабиринту трущоб, я ищу аптеку и я несу тебя, совсем маленького, ты вцепился ручками в мою шею, мальчик мой, золотце, какой же ты тяжелый, я несу тебя, тебя нельзя оставить ни на минуту, потому что тогда бабушка тебя заберет, отнимет навсегда. А еще мне очень надо уколоться.

Мы проходим мимо каких-то огромных, страшных, ревущих машин, в канаве ворочается немецкая овчарка с отрубленными лапами, Я захожу в какой-то дом, где обвалилась одна стена, как в карточном домике, виден лестничный пролет, я поднимаюсь по лестнице, попадаю в какие-то проходные комнаты. Я знаю, что мне надо здесь уколоться, но где же найти иголку? Я начинаю открывать какие-то шкафы, из которых на меня сыплются лохмотья, разбитая посуда, эмалированный чайник, набитый землёй… А ты, масик, такой тяжёлый, ты положил головку мне на плечо и спишь. Вот, наконец, я вижу дверь, где на облупившейся филенке нарисован красный крест и написано «Амбулатория». Вот, именно здесь я найду то, что мне нужно! Я дёргаю дверь, она повисает на одной петле, захожу и вижу спальню моей матери, все осталось таким же, как тридцать лет назад, белая мебель в стиле Людовика «-надцатого», а на кровати сидит твоя бабушка Вика, живая. Я говорю: «Мама? Где ты была все эти годы?». Мама смотрит на меня, как всегда, с укором и отвечает: «Они тебя обманули, они меня живую закопали! Смотри, смотри, что ты сделала!» Она срывает белый платочек с головы, ее волосы разлетаются, она начинает рвать свои волосы, вырывает их целыми прядями, швыряет в меня, ее голова становится абсолютно голой, лысой, как тогда… после химиотерапии. Я хочу бежать оттуда, ты начинаешь ворочаться и толкать меня и я обнаруживаю, что на руках у меня не ты, вместо тебя, маленького, какой-то жуткий подменыш, несуразный, с огромной головой, лицо его ужасно, уродливо, покрыто щетиной, он хихикает и тянет ко мне скрюченные пальцы. Я знаю, что мне надо выкрикнуть одно слово и весь этот кошмар прекратится!

Я бросаю подменыша на кровать, открываю тумбочку – там раньше лежали лекарства, должна найтись игла. Вот лежат одноразовые шприцы, я разрываю упаковку, достаю иголку, вот она, я вынимаю свою ширку, шприц, но он в моих руках трансформируется и превращается в огарок свечи. Метотрексат! «Метотрексат, метотрексат,- кричу я изо всех сил, но из горла моего издается только слабый хрип. «Метотрексат!» Фууу, Господи, ну и приснится же, мальчик мой… Осадок ото сна остался тяжелейший. Почему «метотрексат», а не абракадабра? Твоя бабушка умерла от рака лёгкого, когда тебе был всего лишь годик. Ей делали химиотерапию и у нее выпали все волосы. А метотрексат — это лекарство , которым лечат онкологических больных. Я, миленький, после этого сна почему-то очень испугалась, что я могу умереть. Я, наркоманка, ставшая врачом, думавшая, что победила свою зависимость. Я врач, снова ставшая наркоманкой, в этот момент поняла, насколько я приблизилась к краю пропасти, из которой нет возврата.. Место, которое мне приснилось, описать невозможно. Как мне передать то омерзение, ту полную безнадёжности атмосферу, которая там царила, ту пронизанную злобой безысходность, которую я там ощущала.Там было собрано все, что я ненавижу и все,что неприемлемо для меня, все мои страхи. Больше всего я боялась остаться там навсегда, я поняла, куда я заглянула одним глазом. Да, сыночек, конечно, это было место, где нет любви. Сыночек, твоя мама всё-таки врач. Врачу иногда бывает страшно болеть, потому что он понимает, какие процессы проходят в его организме. Раньше я думала, что не боюсь смерти. Сейчас я смертельно ее испугалась. Ладно, довольно рефлексии. Следующий день я провела относительно неплохо. Я воспользовалась тем, что я раскумарена и обезболена, сделала еще одну вылазку на кухню, запаслась водой, разделила сухари с моими бедными кошками. Как жаль, что у меня нет мышей! Коты бы ловили их и лопали! Даже помечтала немного, как я возьму отвёртку и раскручу замок. Выползу на улицу, попрошу прохожего вызвать мне такси и поеду к бабушке… Я так явственно себе это представила. А в три часа ночи меня начало кумарить. Малыш, ты помнишь, как летом мы поехали на море, а ширки мне немного не хватило? Была ночь, жаркая, душная южная ночь, субтропики, Сочи, билеты на самолёт на следующий день, я не принимала ничего уже два дня, меня корчило и ломало. А ночь была так прекрасна, море шептало, пахло южными цветами.

Кругом там цвела камелия. А твоей маме весь белый свет не мил. Я навсегда запомнила ту ночь. Как я без конца ворочаюсь в постели, ахаю, охаю, обливаюсь холодным потом, меня бросает то в жар, то в холод, я то начинаю кутаться в одеяло, то отбрасываю его, меня сотрясают рвотные позывы. И тут я слышу, как ты, восьмилетний, начинаешь плакать в своей кровати. Я в сердцах кричу тебе: «Франя, что ты за говнюк! Что за капризы? Разве ты не видишь, как мне плохо?».
Я подумала, что ты плачешь из-за того, что я не купила тебе сегодня какое-то совершенное мальчишеское безумие, какие-то наклейки или что-то в этом роде. А ты вдруг бросился ко мне, залез ко мне в постель, обнял меня, прижался всем своим маленьким худеньким тельцем и сказал: «Мамочка, мама, мне так жалко тебя, ты ТАК страдаешь!» Знаешь, сыночка, я очень боялась, что ты тоже начнёшь употреблять наркотики. Я достаточно перевидала в своей жизни наркоманов во втором поколении. Если бы мне пришлось услышать от своего ребенка что-то наподобие: «Мама, набери мне пару кубиков ширки и вмажь меня», я, наверное, пошла бы и удавилась. Это было очень тяжко, сыночек. Я не могла найти удобного положения в постели, очень сильно болели места последних инъекций. Я снова выползла на кухню, нашла два реактора-пузырька, в которых готовится «крокодил». Я налила в них воды и прокипятила на пламени зажигалки. Эта смывка помогла мне ещё на час, но к несчастью, я как-то неудачно укололась в руку и рука, а потом и шея с этой стороны очень сильно отекли, так, что я не могла согнуть руку в локте , а отек на шее начал мешать мне дышать. Было безумно жалко моих бедных кошек, они не могли понять, почему я так скупо отмеряю им корм, неужели я больше не люблю их? И бедняжки ластились ко мне и заглядывали в глаза. Франя, я понимаю, что мне надо было открыть окно и орать не своим голосом, звать на помощь и так далее, но я понимала, что последствия будут непредсказуемыми. Тем более, что ты и твой дед мне ясно сказали: «довольно позора». И я подумала тогда, что если я привлеку внимание людей к себе, они вызовут ментов, будет шум, гам и всё закончится публичным скандалом. Я могла умереть…И сейчас не факт, что выживу. Временами я начинала бредить, мне казалось, что кто-то пришел.Я разговаривала с какими-то людьми, а потом оказывалось, что нет никого. Я испачкала постель, потому что тело мое меня не слушалось больше…мальчик мой, я плохо помню те двое суток до момента, когда я услышала, как ключ поворачивается в замке. Рома Танк встретил эту сладкую парочку Гену и Ларису. Они чувствовали себя хозяевами жизни! Рома говорил потом, что они смеялись, когда рассказывали, как воровали у меня деньги, как лупили меня, беспомощного больного человека, который приютил их, кормил и поил. Самым смешным им казалось то, что они закрыли квартиру на ключ, а сам ключ швырнули в сугроб возле подъезда. Пусть автогеном режут, я гы-ы тащусь!

Танк полтора часа лазил в снегу, искал ключ. Он рассказывал, что не узнал меня, когда зашёл в квартиру. По его словам, на кровати лежала смерть и в зубах держала то, что осталось от твоей мамы. Что было потом? Рома напоил меня горячим сладким чаем.. Да, он, слава Богу, дал мне уколоться. Потом помог привести себя в порядок. Накормил почти насильно, я почти трое суток ничего не ела, но мне не хотелось. А то, что было дальше, ты знаешь. Танк позвонил тебе, потом деду… Я не знаю, сынок, почему он все это сделал и делает для меня. Он за мной ухаживал, как за ребенком. Кормил, мыл, следил за тем, чтобы я принимала лекарства. Доставал для меня наркотик. Он спас мне жизнь. Как я смогу отплатить ему за его доброту и милосердие? Вот так и живём, мальчик мой. Утром Рома приходит, помогает мне встать на костыли, ведёт в ванную, кормит завтраком.Потом у нас начинается бесконечная варка «крокодила», а затем нам нужно делать уколы каждые три-четыре часа. С перерывом «на обед и ужин». Мы ждём, когда настанет наша очередь и нам сообщат, что можно ложиться на подбор дозы. Наркотик у меня сейчас есть постоянно. Но на мне нет живого места от уколов. И почки совсем не хотят работать. Сынок, мальчик мой. Я очень хочу ещё немножко пожить. Понимаешь, очень пожить хочется! Я очень прошу тебя. Ты уже тысячу раз спасал меня, вытаскивал из всевозможных передряг. Я была плохой матерью. Прости, прости меня за то, что я тогда была на кумарах и не пошла с тобой в цирк, а ты ревел и просил меня, ты ужасно хотел увидеть бегемотов и слонов. Прости, что, когда мы пошли покупать тебе твой первый костюм, я была в невменяемом состоянии и тебе было за меня стыдно в магазине. Прости, что я украла у тебя мобильник и продала его, чтобы купить себе дозу…Прости, что у тебя не было отца… Прости меня за всё…Сыночек, спаси меня, договорись, чтобы меня скорее взяли на программу. Я боюсь, что я не доживу до этого. Я медленно умираю! Я очень боюсь смерти! Мальчик мой, спаси меня, прошу тебя, я так хочу жить!

…Я дожила, к счастью, я осталась жива. Я принимаю метадон. Я жива. Я хожу без костылей. Это был долгий процесс, но я пришла в себя. Рома Ткаченко в последний момент отказался становиться на программу… не знаю, что его остановило. Мне он сказал что-то невнятное про работу, перспективу и о том, что он еще не готов к такому шагу…Через месяц он умер от передозировки.

 

© Елена КУРЛАТ (Cохранен авторский стиль и пунктуация)

2 коммент. к теме “Пластиковый стаканчик

  1. Лена, спасибо вам за эти эссе. Невыносимо больно их читать, но остановиться невозможно.

    Дай бог вам здоровья

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *