ОРГИЯ (кетамин)

 

…После десятки «джефа»  либидо снова напомнило о себе,  ворвавшись в сознание Сашки-бизона безумной идеей заняться… групповым сексом. Гнусные мысли давно витали и в голове Тарика, и душили особенно крепко, когда на пороге появлялась Нинка

 

При Нинке тема друзьями не оговаривалась, но по умолчанию предполагалась: как только появится возможность, приятели не преминут использовать добрую подругу в качестве доброй партнерши  одну на двоих. И вот она возможность, сама Нинка сделала шаг к созиданию: припёрла два грамма кристаллов и флакончик этой байды для наркоза кетамин, он же калипсол.

– Так под ним аборты делают!  провозгласил Бизон и захлопнул справочник фельдшера,  А ты сама-то джеф с кетамином пробовала? -уточнил он у Нинки.

– Не­, а шо, классно? Мне Натка говорила, шо тема яркая, главное, дозу подобрать, ну, сколько там чего, ну, типа пропорции, а то просто уснешь и всё. Ой, а шо так мало? Это мне?

Блестящие глаза Бизона сошлись к центру, когда он сосредоточенно залюбовался перемешиванием в шприце двух веществ – калипсола и мульки из эфедрина.

– Ни фига себе, мало! Куб клипса и трешка феди! А сколько ты хотела? Вон пишут, что доза рассчитывается из пропорции 1 милиграм на 10 кило массы… тела…

– А если с “федором”? Ты ж учитывай, что джеф для того он и джеф шоб не вырубиться, сам подумай… Ну, я знаю… добери ещё… По любому, куба маловато. Добавь пять точек, и я первая, ну, Са­-ань,  – простонала Нинка и проглотила слюну. Не терпелось скорее попробовать расхваленный накануне Наташкой “супер”, о котором та прожужжала все уши, повторяя взахлёб, как она “дала себе типа установку, типа фэнтэзи, сначала улетела, сначала та-ак улетела, а потом… Ты не представляешь! Ой, шо мы с Гарюней!.. Мы тако-ое..! Ураган! И потом, дура, одно дело просто джеф, и совсем другое  с этой фигнёй! Цу­нами! Но только пять точек! Поняла?” Прожить жизнь без цунами!? А вот потрахаться сразу с двумя пацанами Нинке хотелось до одури, особенно после “федора”, но не могла же она первой предложить им “заняться любовью”! Зато теперь! Под таким чудо-коктейлем! Когда тебя “вроде, не существует, и одновременно ты как бы есть, и даже не то, что ты есть, а типа есть, но  не ты, а типа чувства!” мечты обязаны сбыться! Разве что смущали пять точек… Глубина какая-то незначительная.

Обстоятельный Бизон долго не заводился – всё догонимся и перегонимся. То ему мешал шум стрекочащего во дворе компрессора, то напрягал звук отбойного молотка, доносящийся со стройплощадки. Да и этот Тарик… Тоже хорош, видите ли, он вмажется последним…

– Слышь, Тарас, а как думаешь, полторашки ей не многова-то будет? – подмигнул Бизон приятелю.

– В самый раз, – заверил Тарас, и вводя очередную порцию чистой мульки, выдавил:

– Так, все замолкли и дали мне полотенце или шо-нить глаза накрыть! Ну, быстрее!

– Съехал, -пробормотала Нинка, и лихо скинув с себя кофточку, метнула её сподвижнику. Уткнувшись грудью в Сашкину спину, она заговорщицки прошипела ему на ухо:

– И шо он опять чистым двигается? Может, он, вообще с калипсом не будет?

– Будет! – возбужденно прошептал Бизон. Ну, как сказать этой дуре, что они с Тарасом давно затеяли трахнуть её напару, но все не решались – повода не было, смелости не хватало… И вот, похоже, сам черт послал её с этой фигнёй “от которой все тёлки прутся”. “Интересно, а она сама как? Уфф!” В воображении замелькали страстные сценки, завертелись картинки, в которых они с приятелем и Нинкой уже вытворяли что­-то невероятное, и Бизон почувствовал, как это что-­то приливает к одному месту, а в голове звучит хриплый голос Гарика, соседа с 6-го этажа, постоянно звонившего среди ночи, чтобы поделиться не умещавшимися впечатлениями от очередных “трансцендентальных путешествий в ох%енный мир”, особенно участившихся после того, как им был подобран ключик от таинств мирозданья – “кубышка кетамина, и шесть-­семь федора”. С помощью сакрального компота Гарюня разоблачал таинства высшей материи и бесцеремонно вмешивался в суть бытия, по ходу разбалтывая секреты на весь микрорайон: “Вы шо, пацаны! Это улёт! Полный авангард! И главное, по полочкам раскладывается всё, все тайны вселенной! Калипсол уносит в такИе трансы, бля, в такие, бля, миры, погружает в таки-ие сакральные уголки, шо бля-яааа…” – хрипел Горюня в трубку, и вздыхал, – “Словами мантры не опишешь… И джеф, одновременно джеф, сука, накручивает, не дает уснуть, падла, прёот, гад, прё­-от… Атас! Короче, такой бла­гародный кайф…, такой пиздец, в натуре. А телок как пробивает на камасутру, этих­-то как кроет, ты шо! Но тока полкубца – не больше!” В последнем разговоре с Бизоном Гарюня был краток: “Саня, прикинь – ебля в космосе. Да ты вообще, когда­-нить кончал в космосе? Полкуба клипса на пятерочку феди и… Не, пацаны, мне вас жалко…”

– Я первая!

– Первая, первая… Ты бы сразу легла, ну, шобы это… отловиться нормально. Алё, Тар, подвинься, пусть Нинка ляжет.

– Блин, когда же это тарахтение прекратиться! – возмутился Тарас. Эротические фантазии, в которых групповое соитие предполагалось как нечто неминуемое после приёма волшебного компота, рассыпались от трелей отбойника за окном, – Вот облом, задолбали уже, зодчие хреновы…

– Так, давай руку. Только смотри не нервничай! Гарик сказал, что тут главное не высадиться, настроить себя на… Смотри, короче, на измену не выпади. Окей? Считай, что просто в кино пошла типа и смотришь себе.

– Не, я не в кино. Я как Наташка, типа фэнтэзи, типа в астрал

– Куда­-куда? – удивился Бизон

– Ну в этот, как его… В астрал, – неуверенно повторила Нинка

– Ну, тогда глаза, дура, глаза не закрывай, поняла? Всё, первая, вперёд. – Бизон закончил напутствие и отправил порцию “пятерочку на полторашечку” аккурат под крыло желанной подруги.

– Привкус какой­-то… эфирный, как …в больни… Нинка не договорила. Вспышка, тахта провалилась вниз, влево, вправо, разогналась вперёд и понеслась прямохонько. В астрал.

…Сначала первооткрывательница не поняла, что произошло и с ужасом обнаружила, что каким­то чудом приклеена к днищу невидимого вертолета, который безудержно подымался всё выше и выше, пока, наконец, не завис над ночным городом, оказавшимся ни много ни мало… Нью Йорком. Однако, мерно стрекочущий где­то за спиной звук пропеллера, придал уверенности, а манящее ощущение новизны, отвлекло от волнений полета и приспокоило. Поглощённая мирной динамикой впечатлений от смены фантастических декораций, Нинка уже было целиком расслабилась, отдавшись экскурсу в неизвестность транзитом через американский континент, как вдруг, распираемая изнутри какой­то невероятной смесью любопытства и неведомого доселе восторга, что было мочи проорала комуто вдаль, затаившемуся в зарослях гайд-парка:

– А-у! Америка! Есть кто­-нибудь!? – на момент ей показалось, что сквозь дуновения ветра да с такой головокружительной высоты её голос вряд ли будет услышан жителями восточного побережья соединенных штатов, но пластмассовый треск из ниоткуда оповестил:

– Ты шо, мля?! Заткнись, дура…

“Лётчик. Наш”. Подумала вертолетчица и тут же поймала себя на мысли, что она уже в астрале и надо лишь успокоиться…

В это время Бизон стал спешно раздеваться, косясь на переполненную безумием Нинку, с каким­-то отрешенным восторгом впившуюся взглядом в нижнюю половину Тараса, предусмотрительно оголившегося быстрее приятеля.

– Слышь, Сань, ты приколись, как она смотрит! А-у, Нин? Ни­ночка! Прикинь, Санёк, как ей ништяк! Ну шо там, выбрал? Обожди, я щас удобнее… лягу, – Тарас облокотился на спинку тахты и застыл в предвкушении неземного. Схватившись правой рукой за свой причиндал, он уже смаковал подробности и ставил Нинку и так и сяк в напряженных фантазиях, которые вот­-вот должны были сбыться. Но Нинкин вид…  Её выражение лица… Вызывали сомнения, что коллективный темперамент будет  как­-то востребован и оценен, – Слышь, братан, а ты уверен, что и мы под этим клипсом не станем такими же? Ну ты глянь на неё – уставилась как дура и ни хрена. Прям как эта…отрешённая какая-то… Давай лучше вмажешь меня этой байдой по булке, а в догоночку по вене джефом,  понял…

– Шо значит отрешённая? Да она просто ох%ела! От кайфа! Вона, смотри как млеет, кобыла. От блаженства. Потом, она же тёлка, а телки под этой фигнёй ничего не слышат, поэтому их под калипсолом абортируют. А нам я выбрал по семёрочке “федора” и по полтора “клипса”. Есть разница? Сам подумай, станешь ты отрешённым после семи федора? Тем более, что у тебя уже встаёт. Ну, шо  погнали?

– Не, сделаешь вдогонку.

– Как хочешь… Хозяин барин…

– Подожди, я щас Нинку поближе подвину, – Тарик проворно подсунулся под подругу, и ухватив её за мочки ушей, прощебетал: – Ниночек, как полёт? Нормальный? Иду на стыковку! Давай, кисуля, поближе, ага, придвинься, ну, давай, Нин… Алё? Ни­-ин?

Кисуля безмятежно молчала, оцепенев от перегрузок и невесомости. Доносившиеся из кабины голоса пилотов воспринимались обрывками.

– Телек выключить? – спросил Бизон.

– Звук убавь. Не! Прибавь, музон нормальный… Так прикольнее.

– Ну, шо, погнали? Смотри, на измену не выпади…

– Какая измена, давай вводи уже, я так хочу скорее…

– Готово. Встречаемся на орбите! – торжественно подмигнул Бизон, и засеменил на кухню, заглядывая по дороге в трусы.

– Давай лапуля снимем с тебя и это, – пылко выдохнул Тарик, и тут же предпринял попытку стянуть с неприхотливой Нинки лифчик, – Как эта херня у тя расстегивается? Это лиш­не…

Последнее, что отложилось горьким осадком в возбужденном сознании космонавта – ожившие кружева бюстгалтера, внезапно превратившиеся в зловещий, засасывающий водоворот. Последующий пронзительный визг с орбитальной станции был перекрыт его собственным воем:

– Ё-оххх, ууу­а­у!!! – взвыл Тарас, – Ты шо, сууу…

Одновременно с пронизывающей болью тахта под ним куда-то потекла, потолок закружился, замелькали стартовые огни и космическая прелюдия не была бы столь болезненной, если бы не эта пластилиновая ведьма, не этот вампир, впившийся аккурат в самый центр мирозданья. На смену нестерпимой боли пришло явление неземного, представшее в каком-­то квантовом образе. Самое ужасное было в том, что именно Тарик стал свидетелем собственного распада на молекулы, атомы. Пытаясь собрать себя в кучу, он рассеянно промямлил:

– Я таю, мамочка, таю…

И всё ж таки мысль об интимной близости покинула его сущность последней. Когда уже атомы стали распадаться на нейтроны, Тарас явственно осознал всю масштабность трагедии – его микрочастицы стало безвозвратно засасывать не в светлую неизвестность, а в самую, что ни на есть черную, черную дыру…

…Окончательно свыкнувшись со своим новым положением, Нинка восторженно уставилась на предмет прямо на её глазах трансформирующийся в многоэтажку, очень напоминающий Эмпайр стейт билдинг, и погналась за мыслью, что с высоты птичьего полета раскачивающийся небоскреб выглядит довольно живым, но каким-­то усталым. Она также отметила, что парк окружающий билдинг, как-­то более кустист в сравнении с пустынной местностью, что простиралась на расстояние многих миль вокруг. Эмпайр ширился, рос, становился всё выше и, наконец, как-­то неестественно накренившись, замер. С южной стороны необычайно подвижного сооружения вдруг четко обозначились две пристройки шарообразной формы, с небольшой прогалиной и торчащими сквозь жалюзи многочисленных окон ветвями буйной растительности. Нинка отметила, что где-­то она уже видела подобную архитектуру, но поглощенная жаждой познания, захлестнувшей всю её без остатка, устремила любопытство в даль, туда, куда указывала вершина крена. Почти у самого горизонта, над Гудзоном, на уровне облаков, на террасе величиной с футбольное поле, моргало какое­-то существо. Оно смотрело сквозь Нинку и лыбилось. С правого края композиции ютилось ещё что­-то, менее значительное – то появлялось, то исчезало, петляло из стороны в сторону, заслоняя пейзаж, пока, наконец, не исчезло. Боковым зрением путешественница заметила плывущий квадрат табло, гигантский и сияющий ярче солнца, зависшего где­-то сзади над высохшим океаном. Нью Йорк был и пуст и населён одновременно, о чем свидетельствовали металические голоса американцев, исходившие как-­бы из ниоткуда.

– Придвинься, кыця, – раздалось из поднебесья.

– По многочисленным просьбам, – возвестил голос со стороны табло.

– Ну, давай, Нин…

В последнем “Нин” чувствовалось что­-то до боли родное, и неведомая сила стала подталкивать Нинку всё ближе и ближе к вершине величественного Эмпайра. На какой­-то момент в сознание вкралась чудовищная мысль, что она – кыця! Кыця-вертолёт! Так почему же она не может управлять им, то есть собой!? “Ну-да! Конечно же, ведь это делает летун, и я ему не могу воспротивиться! Может, сейчас он просто с кем-­то заболтался? Он, шо там – дурак!?” Минутная паника переросла в механическое выполнение команды, и, смирившись с новой миссией, Нинка-вертолёт, полностью доверилась распоряжениям невидимого пилота. В последний момент, когда уже столкновение с вершиной здания стало неминуемым, её снова охватила волна беспокойства:

– Пи%дец! Авария! Щас все бахнемся, придурок… – вскрикнула Нинка. Однако, соприкосновение с билдингом оказалось совершенно безобидным и вертолётчицу даже удивило, как его поверхность, словно выложенная каучуком, мягко уперлась в нижнюю часть её фюзеляжа. Нинка уже окончательно расслабилась и податливо распахнула рот, как вдруг, кто-­то невидимый произнес “эта херня у тя расстегивается” и какая-то эфемерная сволочь действительно отстегнула крепления, фиксирующие её сзади, делающие с машиной одним целым! Охваченная паникой, Нинка пронзительно завизжала…

Эмпайр внезапно сузился, и каким-­то телескопическим образом стал проваливаться вглубь шарообразных пристроек, оставляя за собой только короткий стержень. Нинка-вертолет оказался наполненным какой-­то воздушной пеной, и всё, что оставалось делать, чтобы не провалиться в бездну, избежать катастрофы – это покрепче вцепиться в исчезающую вершину билдинга, в его каучуковый шпиль, пока и этот куда-нибудь не исчез. Ближе всего к спасительному концу летательный аппарат находился передом, и надсадно взвизгнув,Нинка впилась зубами в исчезающий кончик, едва успев закрепиться за самую макушку Эмпайра…

…Переполненный похотью Бизон, спешно выбирал себе на кухне неземные “семь к полтора”, когда из комнаты раздались визги и вопли напарников. Сашка аж задрожал от предвкушения:

– А шо я говорил тебе, Тара! Я же говорил, шо кайф бывает такой кайфовый, шо от него плачут, как от самого большого счастья, а ты не верил… Хули, нирвана, она и есть нирвана. Я вот тоже щас ввожу… и подключаюсь. Вперёд, к оргазму!..

Небрежно забросив опустевший баян, обнаженный Бизон ломанулся в комнату, чтобы с ходу нырнуть в сакральное и пристроиться к визжащей на орбите парочке – казалось, что мечта “вдуть в астрале и кончить на приходе” вот-­вот воплотиться в реальность. Но он никак не ожидал, что   портал окажется в проеме между родимыми кухней и комнатой, и его неожиданно укроет буквально в каких­-то двух метрах от параллельного. На пути в антимир тело наполнилось бульбышками, а половое влечение вдруг обрело конкретные геометрические формы! Ни с того ни с сего какие-­то бесстыжие фигуры стали совокупляться на экране гигантского монитора. И всё-таки, несмотря на “полный авангард” разверзшейся перед ним космической панорамы, где мирозданье утопало в повальном разврате овалов и треугольников, земная эрекция давала о себе знать: цилиндры, шары, круги и даже вдруг ожившие многогранники закружили хороводом вокруг напряженного вектора фаллической формы, и словно под магнитом устремились внутрь субстанции ещё минуту назад именуемой Сашкиным пенисом. Ловко проманеврировав возбужденным вектором между фигур, Бизон пропилотировал к двум лучистым существам, застывшим среди этого хаоса, и, не разжимая челюстей, процедив: “Дурдом”, рухнул прямохонько в разврат. Ни боли, ни слабости. Да что там боли – вообще никаких чувств – вместо Сашки Бизона во всей вселенной была лишь пена с аморфным членом, работающим в автономном режиме, и это заполонившее мир стрекотанье: жжжжжжж, дакдакдак, ззззззззз

– Дурдом! – ещё раз простонал обреченный на эйфорию Бизон и удивленно добавил: – Бляа, роботы…

После этих слов, не сводя взгляда с потолка, сплошь усеянного неоновыми вагинами, призрачными формулами, лукавыми текстами с тут же рассыпавшимся смыслом, он пытался нащупать какой-­то материальный предмет, парящий на собственной орбите. Но дождь кайфа плавно перешел в ливень, и шокированный необычайной наглостью обрушившихся на него гениталий, Бизон напрочь забыл о себе…

Единственное, что отчетливо Нинка разобрала в истеричном крике, хором раздавшемся откуда-то снизу, было “сука”. Мотор заглох, город поплыл, а сам воэдух стал гранулироваться… в пенопласт… Одновременно с ужасом, славянскую душу обуяло осознание гордости – орали по-русски!

– Господи, падаем! – завопила путешественница и крепко зажмурилась.

Удар по голове вернул Нинку на убогую землю, прямо на стартовую площадку. Ошалело, открыв глаза, она облегченно вздохнула. Родина. Какая-то пьяная перспектива, что-­то мятое, мерзкое, залитое тусклым светом экрана убитого телевизора, где-­то сбоку… она, Нинка, на ком-­то верхом, а во рту…

– Мама дорогая, – пролепетала Нинка, едва ворочая непослушным языком. Облизнув сухие губы, в страдальческих муках она попыталась поднять голову. Со всех сторон доносились странные звуки – звучал марш, за стеной что­то долбили, раздавались мычание, стоны. Пахло разнузданным сексом.

– Слезь, ну, слезь с меня, гадина, ну, слезь, пожалуйста, – молилось что­то из-под неё, со стороны, где еще минуту назад находилась территория Гайд­парка. С мутным беспокойством Нинка перевалилась с Америки на бок и упёрлась взглядом в погрязшего в неземной оргии Бизона. Бедолага держался за нЕчто скомканное между ног и одновременно уворачевался от чего-то невидимого. И тут Нинка поняла, пока её кружило­ над Штатами, здесь, на родине, свершилось некое таинство…

г. Киев. 1996

Паша АВАЗА

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *