Что такое наркотики – знают все. Но что такое любовь? Об этом тоже вроде бы знают все, но все по-разному.
Наиболее распространенную точку зрения отразил в своем «Современном словаре» английский сатирический писатель Генри Филдинг: «Любовь – в собственном смысле слова: приверженность к каким-либо видам пищи. Иногда иносказательно этим словом обозначают другие наши вожделения».
С такой расхожей любовью наркотики, безусловно, совместимы. Более того, они даже ей способствуют – позволяют лучше усваивать свежее молодое мясо, наслаждаться оттенками вкуса. Однако, даже те люди, которые жизненно-практически понимают любовьтаким «пищевым» образом, все же, по крайней мере в идее, отвлеченно,думают о ней более возвышенным образом. Разумеется, и в этом «более возвышенном» понимании царит разброд и неопределенность, но и тут можно выделить некие общие моменты. Так предполагается, что любовь подразумевает самопожертвование, самоотдачу, внимание и чуткость к любимому человеку и т. п.. В результате получается из любви какая-то каша: не богу свечка, не черту кочерга, не в городе Иван, не в селе Селифан. Вспоминается старый анекдот. У бабки на базаре спрашивают: Что это у вас – молоко или сметана? Бабка отвечает: Та такое. Попробуем же разобраться в этой «каше», нельзя ли из нее извлечь нечто полезное для нашей темы? Еще Платон отличал Афродиту Пошлую от Афродиты Небесной, хотя и признавал, что в реальной жизни они смешаны. Человек, по Платону, должен, отвергая грубую похоть Афродиты Пошлой стремиться к возвышенным созерцаниям Афродиты Небесной: «О любом деле можно сказать, что само по себе оно не бывает ни прекрасным, ни безобразным. Что бы мы ни делали, это прекрасно не само по себе, а смотря по тому, КАК это делается, КАК происходит: если дело делается прекрасно и правильно, то оно становится прекрасным, а если неправильно, то, наоборот, безобразным. То же самое и с любовью: не всякий Эрот прекрасен и достоин похвал, а лишь тот, который побуждает прекрасно любить».
Но что же это за возвышенные созерцания Афродиты Небесной? Это созерцания возводящие человека в горний мир, откуда он некогда не спал. В диалоге «Федр» Платон так свидетельствует о них: « Человек, очень давно посвященный в таинства (созерцания горнего мира) или испорченный, не слишком сильно стремится отсюда туда, к красоте самой по себе: он видит здесь то, что носит одинаковое с нею название, так что при взгляде на это он не испытывает благоговения, но, преданный наслаждению, пытается, как четвероногое животное, покрыть и оплодотворить; он не боится наглого обращения и не стыдится гнаться за противоестественным наслаждением. Между тем человек при виде божественного лица сперва испытывает трепет, затем он смотрит на него с благоговением, как на бога, и, если бы не боялся прослыть совсем неистовым, он стал бы совершать жертвоприношения своему любимцу, словно кумиру или богу». Как видим, красота любимого существа является для афинского мудреца не целью, но средством для восхождения в Небесные обители, к чему человек призван по своей природе. С наступлением христианского времени все эти Платоновские идеи были не отброшены, но восполнены и домыслены. Для христианина истинная любовь, есть лишь любовь к Богу. Идеалом и целью христианского брака, как это не парадоксально является иночество, чин ангельский. «Да будут имущие жен, аки не имущее» – писал св. ап. Павел. Великий философ Флоренский так писал о христианской любви: «Так называемая «любовь» вне Бога есть не любовь, а лишь естественное, космическое явление, столь же мало подлежащее христианской безусловной оценке, как и физиологические функции желудка. И, значит, тем более само собою ясно, что здесь употребляются слова «любовь», «любить» и производные от них в их христианском смысле и оставляются без внимания привычки семейные, родовые и национальные, эгоизм, тщеславие, властолюбие, похоть и прочие «отбросы человеческих чувств», прикрывающиеся словом любовь.
Истинная любовь есть выход из опытного и переход в новую действительность.
Любовь к другому есть отражение на него истинного ведения; а ведение есть откровение Самой Триипостасной Истины сердцу, т. е. пребывание в душе любви Божией к человеку: «если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает, и любовь Его совершенна есть в нас» (1 Ин 4:17). Теперь, когда мы более-менее определились с тем, что есть любовь, мы
можем, наконец вернуться к теме нашей статьи и определить связь между любовью и наркотиками.
В чем основная особенность наркотиков?
Наркотики, как заметил еще Шарль Бодлер, способствуют самообожЕнию человека. В этом (даже не в удовольствии) их главная сладость. Наркотики уводят человека от Бога, растворяя его в тех космических явлениях, о которых писал Флоренский. Иногда это растворение бывает очень сильным и тонким, в нормальном, трезвом состоянии (и даже под алкоголем) такое взаимопроникновение мира и человека недостижимо. Способность к любви в состоянии кайфа, даже возрастает, но к какой любви? Любви Афродите Пошлой, не Небесной. Способность к последней наглухо закрывается от нас. Мы наслаждаемся свежим мясом, как Филдинг говорил, и даже различаем больше оттенков вкуса, но и только. Мы оказываемся, как бы в замкнутом кругу пожирания и самопожирания – мы жрем мир (воплощенный в предмете нашего вожделения), мир жрет нас. И в этой «пищевой» самозамкнутости мы так и не познаем вполне ни себя, ни мира. Знаю, многих устраивает такое положение дел, но знаю и то, что устраивает их это потому, что не ведают лучшего. Кто хоть отчасти узрел красоту Афродиты Небесной никогда не поменяет ее на прелести Афродиты Пошлой. Пусть он время от времени, влекомый порочным навыком, ниспадает в объятия-оковы последней, но его уязвленное, любовью к горнему сердце, навсегда принадлежит первой.
ps. Кстати, связь между гордыней и самой грубой, животной похотью – общее место православной аскетики «Похоть — это, в сущности, та же «самость», та же гордыня, обращение тела на себя, на свое самоутверждение и самоуслаждение». богослов о. Александр Шмеман
© Дмитрий ГЛАМАЗДА
