Моим проводником стал Баллисаргон, взмах чёрных крыльев которого стёр и красоту и ужас прошлого. У меня уже нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Лишь пустота, в которой я останусь, чтобы заполнить её ностальгией.
Или как можно быстрее, или как можно лучше…
Плутарх
Два кубика белой весны… Портал в иной мир, где другие формы, другие образы, другое всё, где ничто не является абсурдным и ничего не нуждается в объяснении. Та самая дверь, которая, если её распахнуть, ведёт к полной аннигиляции. Стоит в неё войти, как тебя уносит по спирали чистого сумасшествия. За ней царят Хаос и Безумие, но всё же не такие Хаос и Безумие, как в мире, который меня окружает.
Сделав шаг, пресекая мир, который был мне знаком с детства, я не хотела в нём оставаться, и устремилась, как мне тогда казалось, к более расцвеченному, сияющему и яркому миру. Это сейчас я осознаю всю глупость затеянной «экспедиции», но в 20 лет мне казалось, что это грандиозная возможность познать жизнь и идентифицировать себя со всей Вселенной. И я, как стрела, пущенная из реальности, отправилась в неисследованную область, где нет вообще никакой логики, а есть лишь безмолвное зарождение чёрной шёлковой пустоты, в которой распускаются в муках раскалённые белые бутоны.
Многие думают, что пустота – это ничто, но это не так. Пустота – это противоречащая полнота, переполненный призрачный мир, в который душа отправляется на разведку.
И я отправилась, чувствуя в себе нелепое величие разбухшей мёртвой споры жизни. И процесс этот не делился на день и ночь, вчера и завтра. Было только вперёд – под кожу, и назад – зажать, «наступить»…
Моим доказательством, что я действительно бываю в пространственном разломе, был полёт. (Глупая, кому и что я хотела доказать?!) Моим отрицанием было падение на землю. Я скользила по линии горизонта в попытке обрести утраченное тело, чтобы вернуться в реал. А жизнь за короткие промежутки моих возвращений пыталась навязать и выстроить что-то своё. Но тщетно. Подмостки реального течения быта – слишком слабая основа.
Как личность, как существо из плоти и крови, я разрушалась день за днём, с каждым новым выходом в «портал». Но я без сожаления теряла связь с реалом, который казался мне бледным и однобоким. Уже тогда этот мир был для меня огромной больницей, в которой агонизирует раненая, измождённая, заживо гниющая плоть. Закошмаренный кумар. Рвота, сопли, понос, слёзы, депрессия, злость, скандалы, боль, безнадёга, попытки суицида, лихорадочный поиск, дети, лишённые ласки, брошенные, обманутые женщины, разуверившиеся во всём, даже в себе, мужчины, люди, лишённые надежды. И как только я возвращалась, я сразу же примыкала к скорбному шествию несчастных, пришибленных жизнью… Какое-то вселенское проклятие, называющееся жизнью, которая не идёт ни в какое сравнение с жизнью мне обещанной. Я возвращалась в мир, который становился ещё меньше и примитивнее мирка пещерного человека, мир, к которому я всегда могла прикоснуться рукой, мир знакомый и ещё узнаваемый, но уже не интересный, чуждый и враждебный мне. И только там, среди белых бутонов, я обретала способность дышать.
И плевать, что я всё больше походила на мертвеца. Я плавала в океане смерти, в котором моя собственная смерть была лишь каплей, испаряющейся под нарастающие аккорды реквиема по мечте. Но два кубика белой весны – и я чувствовала, как у мертвеца сквозь склизкую жижу души вырастают крылья. И меня несло в центр шёлкового мрака, из которого не хотелось возвращаться. Многие не возвращались… Те, которым удалось коснуться дна чаши небытия. Наверное они стали зёрнами рождённых в муках белых бутонов… Ведь смертьт как таковой нет, просто переходишь в другую форму существования, где другие формы, другие образы, другое всё.
Моим проводником стал Баллисаргон, взмах чёрных крыльев которого стёр и красоту и ужас прошлого. У меня уже нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Лишь пустота, в которой я останусь, чтобы заполнить её ностальгией. Чёрные крылья унесли меня с быстротой и неумолимостью, не оставляющими места ни для сожалений, ни для раскаяния. Поздно. Я слишком долго стояла перед разверзнутой бездной в соответствии с заранее расписанной бессмысленностью моего существования. Существования, о котором я никого не просила, которое ничего не докажет и не подтвердит, ничего не прибавит и не убавит. И исчезновения моего никто не заметит. Земля не остановится, а так же будет заведено мотаться по своей орбите и Солнце не погаснет. Вокруг полно других особей, которые, в отличии от меня, нуждаются в свете. Они всё тут приберут и продолжат. Без меня. Будут писать музыку, любит и ненавидеть, созидать и разрушать, жертвовать собой и предавать. Может даже снова явится Господь во плоти и примет на себя груз чужой вины. И будет всё, как уже было. Непрекращающаяся гонка жизни, гонка, проигранная с самого начала. Атлантида, Троя, Лемурия, майа – где это всё? Можно командовать армиями, обманывать мудрейшие из умов, избирать хитрейшие лазейки и окольные пути – результат будет один: поражение. Жизнь – не театр, жизнь – война. Война наперёд проигранная.
Это бред. Это кошмар какой-то. Этого не должно быть! Но, оглядываюсь назад – и ничего не вижу, кроме своего поражения.
Жизнь мелькает слайдами с того момента, когда она начала оцениваться и измеряться кубатурой.
…Я свеженькая, молоденькая. Здорова, красива, но пустота внутри, как душистый плод на дереве. Я ищу приключений и впечатлений, чтобы заполнить собственную пустоту. Я хочу быстрее дозреть, но мне не хватает солнца, и я срываюсь с ветки. Действительно ли я становлюсь самостоятельной? Думаю, что нет, потому что малейшие ушибы и ссадины мне сразу залечивают заботливые руки родных и друзей, которые ещё рядом. «Лен, осторожнее, ещё один лучик солнца – и ты начнёшь гнить», – говорят они. Но я отмахиваюсь, мне не нужны советы! Я устала от нотаций родственников и моралей Старого Друга. Мне никто не нужен! Кто не со мной, тот против меня…
…Поводья оборваны. И всё так восхитительно: просто для тела, легко для разума. Всё, чего не пожелаешь – даётся. Я слышу, как на забытых языках поют мои мечты. Я умею летать! Мегафоны внутри меня орут: «Давай, продолжай! Это ведь так замечательно, не останавливайся!» И год за годом я продолжаю, без малейшей надежды на благоразумие…
…Уходят родные и близкие, отворачиваются друзья, распадается семья. Но мне не до оплакиваний. Я в лучезарной стране, куда не докатываются слёзы этого мира. Я поднимаюсь вверх, лёгкая, как пёрышко, ликующая восторгом, и никакие слёзные ситуации или воспоминания о них не способны утянуть меня снова вниз. Я блаженно мертва для всего окружающего негатива. Я часами вымываюсь, одеваюсь, крашусь, встречаюсь с новыми знакомыми, гуляю, строю планы, влюбляюсь, чувствуя неимоверную лёгкость и внутри, и снаружи. Я вливаюсь в толпу только для того, чтобы попасть в человеческий ритм и ощутить материальность плоти. Но меня сносит с орбиты Земли. А за моей спиной невозмутимо стоит Мрачная Действительность и немигающим взглядом следит за каждым моим шагом. Ждёт…
…Передоз… почему поднялась такая суматоха? Я просто легла на диван и ждала своего перерождения. Я была лишь умирающей звездой, ожидающей, пока из неё выйдет свет. Ничего не случилось. Только мой приятель, охваченный паникой, разворотил мне рот, пытаясь достать язык, и чуть не проломил грудную клетку, делая искусственное дыхание. Этот идиот думал, что я не могу дышать. А я в тот момент угасала, рассыпаясь в черноте у самого края Вселенной. Он выплеснул на меня ведро воды, но я не пошевелилась. Я была сгоревшим метеором, спокойно плывущим среди белых бутонов. Но, как самый лёгкий ветерок может заставить качаться целый лес, так и самый ничтожный импульс извне может завести уснувшее сердце. Парень выдернул меня из состояния мёртвой звезды, но сейчас я не знаю, стоит ли его за это благодарить…
…Вроде бы всё как обычно, но в одно прекрасное утро, безо всякого предупреждения, я просыпаюсь, смотрю вокруг себя, и не понимаю совершенно ничего из того, что вокруг меня происходит. Словно какое-то неопределённое беспредельное существо вросло в меня саму, в мою сущность, постепенно смещая её так, что мир людей превратился лишь в источник питания, в котором это новое существо рождает само себя.
Где все краски, где полёт? Да к чёрту полёт! Прийти бы в нормальное человеческое состояние. И для этого я становлюсь самым вкрадчивым, осторожным и хитрым зверем. Я знаю, как позаботиться о себе. Я знаю, как избежать обязывающих отношений с людьми, как уберечься от жалости, сострадания и прочей человеческой чуши. В каждом месте и с каждым человеком я остаюсь ровно столько, сколько требуется для получения того, что нужно мне, а потом я отправляюсь дальше. У меня нет никаких целей, кроме одной – раскумариться.
…Я пересекла пограничную черту. Мира, который я когда-то знала, больше нет. Он мёртв, уничтожен, стёрт. И всё, чем была я сама, стёрто вместе с этим миром. Я – труп, в который вливается инъекция для того, чтобы он мог передвигаться как человек. Я бродяга в стране Потерянных Грёз, где над каждым выходом большими буквами написано: «УНИЧТОЖЕНИЕ». Где Солнце висит, как чёрная звезда, льющая мрак. Я в стране, жизнь в которой, как нескончаемая чёрная оргия кружится вокруг оси обречённости. Где каждый день я открываю глаза, делаю шаг, а за мной уже ползут мучения, готовые содрать с меня кожу, раздробить кости и наполнить каждую клетку крадущимся страхом. При одной мысли об этом мой мозг превращается в лихорадочный бур, а голова раскалывается надвое. Я не могу вырваться. Пытаюсь высвободиться, но с каждым усилием меня кидает ещё глубже. Я превратилась в призрак во плоти и действую, полагаясь только на инстинкты, не заботясь о морали. В Потерянных Грёзах мораль отсутствует. Я – зеркальная клетка, отражающая болезненную пустоту, которую сама же и сотворила. Меня больше не существует, есть только тело, постоянно требующее дозу.
…Хата, конура-гостинка, где я живу, перекрываясь от мусоров. Хозяин квартиры, безусловно одарённый талантом писать музыку. Если бы он не стал конченым наркоманом, возможно, стал бы знаменитым композитором. Он относится к гениям того типа, что процветают в грязи. Мало того, что его длинные пальцы вечно в жёлтых табачных пятнах и под обломанными ногтями всегда скапливается грязь, этими пальцами он постоянно пытается исследовать моё тело, предварительно обкусав их остатками зубов. Очаровательная и вдохновляющая привычка. С ним самим я, конечно, далеко не уехала, но с тем, что он мне давал, я заехала очень далеко. Омерзение, вонь варок и окурков, пота, грязного белья и посуды, замызганные окна, прожженная мебель, поломанный телевизор расстроенное пианино, неумолкающий телефон, нытьё и потворство его сестрёнки, кумарные причитания, раскумаренный бред, визиты верующих с душеспасительной трепотнёй, полумёртвый стафф Рой, ругань, примирения, попытки изменить сложившееся положение, самообман…
…Теперь я даже не больная плоть, потому что уже не разобрать, то ли боль в теле, то ли тело в боли. Ноющий, разбитый мешок с костями, хрящами и кишками, в котором слышны приглушённые вопли каждой клетки, рождающиеся в мельчайших его трещинках.
Тяжёлое дыхание, стон, грохот парового молота, свист опускающейся плети, мат, слёзы, визг трамвая, скрип дверей лифта, «kenzo», мусорное ведро, чад соседних кухонь. Какофония, словно я лежу на перекрёстке всех звуков и запахов на свете. Но на самом этом перекрёстке, в этой липкой сизой полумгле движение перестало существовать. И нет момента, в котором можно было бы отдохнуть. Я одна, вскормлённая отчуждением, похожа на скомканную нелепицу, валяюсь на мокрых простынях и вою. Этот вой проходит сквозь меня, как червь. Он и есть червь, сидящий в теле и грызущий его изнутри, червь, который непрестанно и беспощадно продолжает свой рост, червь, начало и конец которого объемлет в себе бесконечность. Я лежу на том же уровне, что и тысячи других таких же, но только они находятся за рекой. Имя этой реке – Смерть, и вода в ней отдаёт горечью. Я много раз переходила через неё вброд, и вода доходила мне до пояса, но я не окаменела от этого, и не стала бессмертной. Я пылаю в лаве боли, хотя снаружи я мертва, как скрюченная в агонии мумия. И надо бы встать и идти, но я прибита гвоздями к полу, в моё тело вгрызаются крысы, я продолжаю лежать в жутких змеиных объятиях безнадёги. Ни намёка на передышку. На весь процесс отпущена вечность…
…Я стою в конце тёмной улицы, там, где начинается пустыня, и реву, как дура.
Кто это плачет здесь? Да ведь это та, некогда красивая девочка, что так хотела поскорее дозреть и ушла на поиски своего Солнца. А теперь находится посреди пустыни, обречённая на гибель от жажды и боли.
Мама…мама, ты нужна мне! Ты нужна мне, потому что я не была вполне готова к тому, что совершила. И ты, Старый Друг, нужен мне! Ты мне нужен на один только миг, всего лишь на один коротенький миг, ведь я разваливаюсь на куски. Бабуля, милая бабуля, если бы я могла дотянуться до чёрной дыры смерти, в которой ты спишь, я бы крикнула: «Прости меня, пожалуйста! Прости и спи. Умоляю тебя, спи за меня, ту, которая не спит и заживо варится в боли и ужасе, разлагаясь в запахе невосполнимых потерь…»
Разве я не помню, как вы говорили мне, что нет необходимости черпать впечатления там, где это делала я? Почему вы не уговорили меня не отправляться в это дичайшее путешествие? Ах, да… Уговоры были не в вашем стиле, а спрашивать советов – не в моём. И вот я здесь, посреди пустыни. Света как раз хватает, чтобы в последний раз поймать очертания растворяющейся во тьме реальности. Всё реальное осталось позади. А впереди…
Слайд с размытой, еле уловимой картинкой. Несчастное заброшенное, жалкое существо, которое потеряло всё. Его и человеком трудно назвать, оно почти что животное. У него нет ни мыслей, ни грёз, ни желаний. Кроме одного – найти тот мир, из которого оно когда-то сбежало.
Сейчас у меня достаточно времени, чтобы тщательно очистить каждое зёрнышко в кособокой и хилой системе спасения. Перебрать все возможные варианты. Я вычслила всё с абсолютной точностью… но всё это вычислено для другой жизни, которое когда-нибудь будет жить кто-то другой… возможно…
