«…Наша небольшая община делится на бывших наркоманов и бывших алкоголиков. Есть «деды» и «салаги». «Деды» — это те, которые лечат душу тут уже более полугода. Они у нас вроде «бугров», живут отдельно, пользуются полным доверием администрации, получают какие-то деньги и водят нас на работу. Им разрешается пользоваться мобильниками, что они и делают, не отнимая трубы от уха. Особой дружбы в наших рядах не наблюдается, хотя общение все-таки присутствует. В основном общаются меж собой бывшие наркоманы»…
ТАМ, ГДЕ ЛЕЧАТ ДУШУ
В электричке худощавый паренек в линялой майке и мятых портках раскладывает по лавкам визитки. Читаю: «Наркомания. Алкоголизм. Помощь людям, находящимся в зависимости от наркотических веществ и алкоголя, а также освободившимся из мест заключения. Упрощенный прием и бессрочное пребывание. Бесплатно. Анонимно». Звоню по указанному телефону.
— У вас всех лечат от наркомании и алкоголизма?
— У нас не лекарствами помогают, а молитвой, — отвечает мне приятный мужской тенор, который дал мне кучу адресов реабилитационных центров и априори посоветовал немедленно лечиться, да так убедительно, что я решил идти.
Я доехал на электричке до живописной деревеньки, в которой располагался один из многочисленных центров реабилитации.
Нажимаю на кнопку звонка на заборе. Ружейным затвором грохочет металлический засов. Открывает ворота мужчина с небольшим пузиком, топлес. Взгляд с ласковым прищуром сканирует меня.
— Принимаете алкашей? — заискивающе спрашиваю.
— Проходи, — мужик, сморщившись от моего амбре, поворачивается и идет в избу.
— Разувайся! — грозно взревел он, увидев, что я собрался пройти в хату обутым. Иду дальше босой. В кабинете еще один мужчина в белой рубашке кивает мне.
— Садись, — кивает мне хозяин. — Паспорта, конечно, нет, — не спрашивает, а говорит за меня он, вручая анкету и авторучку.
— Потерял, — соглашаюсь я.
— Срок мотал?
— Мотал, — виновато вздыхаю я.
— Чувствуется, — заметил он, мельком взглянув на наколки. — Сам к нам пришел или кто направил?
— Сам, — отвечаю я, заполняя анкету: «Имя, отчество, место фактического проживания, адрес родственников, судимости, творческие способности». Здесь я написал: «Пою, рисую и танцую». Вдруг пригодится.
— Можно про судимости не писать? — спрашиваю.
— Как хочешь. Родственники знают, где ты?
— Знают, — на всякий случай отвечаю. Мало ли что? Вдруг тут меня на органы пустят?
— Иди на третий этаж, отдыхай… — говорит мне хозяин. — Постой! Дай-ка сумку посмотрю! Спиртное есть? Нет? Наркотики? Сотовый телефон? Сигареты давай сюда… Деньги тоже. Сколько тут? Пятьсот? Не положено. Будешь уходить — получишь… Одежду сдай стирать! И помойся в душе! Воняешь.
Я сдал все свои активы и пошел ассимилироваться.
НОВЫЙ ПОРЯДОК
Поднимаюсь на третий этаж. На двери — два листочка с буквами. На одном листке — распорядок, на другом — правила проживания в центре. Читаю:
* Запрещается употреблять алкоголь и наркотические вещества. (Это меня почему-то нисколько не удивило!)
* Запрещается выходить из помещения центра. (Плохо!)
* Запрещена ложь, сплетни, интриги. (Словно какой-то телеканал тут побывал!)
* Запрещается пользоваться сотовым телефоном. (Я его и не брал.)
* Запрещается нецензурно выражаться. (Ну это уж слишком сурово!)
* Запрещается вступать во внебрачные половые связи.
Оп-пачки! Вот так я попал! Читаю распорядок: подъем, собрание, завтрак, общественно полезный труд, обед, личное время, собрание. А где дискотеки, спортивные состязания, танцы, кружки художественной самодеятельности? О каких внебрачных, порочащих связях может быть вообще речь при таком невыразительном распорядке?
СМОТРИТЕ, КТО ПРИШЕЛ!
— Здравствуйте! — открыв двери, привычно приветливо говорю я в пространство. Молчание было мне ответом. В просторной комнате совсем не оживленно, хотя в ней как минимум три человека. Один суровый мужчина с руками толщиной с мои ноги смотрит сериал «Папины дочки». Другой парень, высунув язык, словно художник-миниатюрист, старательно, с любовью делает себе обрезание ногтей большими слесарными ножницами, сидя на подоконнике. Третье существо неподвижно лежит на диване лицом к стене. На шкафу — иконы Николая Святителя, Богородицы. На полках — Библия, Евангелия. На стене — листок с молитвой оптинских старцев.
Душно. Окна открыты, но все равно пахнет нелегкой бездомной жизнью, несвежим бельем, трудовым потом, струящимся из-под наших подмышек.
А вот двери нашего центра закрыты изнутри! Здесь созданы все условия, чтобы не сорваться в пропасть хмельной фиесты!
БРАТЬЯ
Проснулся от непонятного шума. В комнате было многолюдно. Мужчины от 20 до 30 лет расслабленно сидели в креслах и возлежали на расстеленных на полу матрацах, будто римляне во время трапезы. И было их двенадцать.
— Братья! Идите кушать! — волшебной музыкой раздается женский крик снизу.
У плиты царствуют две дамы. Одна худенькая, с замедленными, плавными движениями, словно существовала в замедленной съемке. Ее подруга, крупная, суровая, словно изваянная Вучетичем для устрашения потенциального врага, стоит на раздаче.
— …Он пришел обдолбанный и с порога мне по голове хрясь! — продолжает начатый рассказ худенькая. — Зуб выбил и щеку порвал…
— А за что? — спрашивает Большая сестра, наливая некую сложную субстанцию из макарон, морковки и лука в тарелки и подавая на стол.
— Да просто так…
В своей порции я обнаружил осколок сосиски величиной с ноготь младенца.
ТЕОЛОГИЧЕСКИЕ ДИСПУТЫ
Молитвенные собрания проводятся тут регулярно. Начинаются они с молитвы о реабилитационном центре. Читает старожил-ветеран, остальные за ним повторяют: «Благодарим Господа за то, что указал нам путь, чтоб руководству центра Бог дал здоровья и терпения, чтобы побольше новых братьев пришли к нам, сюда, в центр». Потом братья и сестры согласно очереди читают главы святого Евангелия и трактуют его в соответствии со своим восприятием.
— Ну я так понимаю, — пересказывает прочитанную главу первый теолог, — что фарисеи, это которые типа хотят побольше бабла срубить с верующих. И разводят народ на бабки. Они говорят: ты чего в субботу работаешь? Штраф плати. А Иисус, он лечил людей в субботу не за бабки. Он вообще от хавки отказался. Он и не бухал никогда. Он говорил, что лечить — это не работа. Что вылечится только тот, кто истинно верит в него.
— А вот там сказано, к нему расслабленных приводили. Это как?
— Ну, расслабленные типа паралитиков, — поясняет староста. — Я когда ширялся, был типа расслабленный. Дня три мог лежать без движухи после мульки. Это когда эфедрин и аспирин смешаешь с марганцовкой. А потом гляжу: один кореш потух, второй помер, третий из ломки не вышел. И как будто голос свыше говорит: «Остановись! Надо соскакивать! Пожить-то еще надо! Детей родить!» Соскочил вот… Год уже. Бог помог!
Братья и сестры долго молчат, уставившись в пустоту. У каждого своя история, чем-то похожая на эту.
БЛУДНЫЕ СЫНЫ
На третий день начинаю понимать, что человек в самом деле может ко всему привыкнуть. Наша небольшая община делится на бывших наркоманов и бывших алкоголиков. Есть «деды» и «салаги». «Деды» — это те, которые лечат душу тут уже более полугода. Они у нас вроде «бугров», живут отдельно, пользуются полным доверием администрации, получают какие-то деньги и водят нас на работу. Им разрешается пользоваться мобильниками, что они и делают, не отнимая трубы от уха. Особой дружбы в наших рядах не наблюдается, хотя общение все-таки присутствует. В основном общаются меж собой бывшие наркоманы. Они держатся с видимым превосходством. Алкаши в их понимании — это лохи, которым никогда не понять истинного кайфа. Я, как «алкаш» и вдобавок «салага», драю палубу. У меня испытательный срок. Испытанные кадры ездят на работу разгружать вагоны на грузовую станцию. Заработанные деньги идут в «общак» центра — на оплату помещения, услуг и жрачку.
Я смотрю на этот взвод крепких молодых парней и думаю о том, какую бы пользу они могли принести обществу, стоя у мартенов, за штурвалами комбайнов, сея разумное и вечное в школах, исполняя ариозо Фигаро, танцуя антраша на подмостках больших театров или же на худой конец охраняя супермаркеты. К счастью, я замечаю, что положительный эффект от пребывания здесь, несомненно, есть. Мне, например, совсем не хотелось промочить глотку стаканом бухла в этом трезвом царстве. Ведь в большинстве-то своем эти споткнувшиеся на жизненном ухабе люди настроены позитивно, и в них не умерла надежда. Они действительно хотят что-то изменить в своей жизни… И ведь изменят! Чую, изменят!
ВЗГЛЯД С 6-го ЭТАЖА
Александр МЕШКОВ, обыватель, 40 лет алкогольного стажа:
— Я знаю многих людей, которые пили, не просыхая, много лет подряд, но в какой-то миг останавливались и стали нормальными людьми, отличными семьянинами, спортсменами, политиками, олигархами и государственными деятелями. Считаю, что наркомания и алкоголизм — это не болезнь, а дурь. Посудите сами: если алкоголика и наркомана посадить на десять лет в тюрьму, они перестают ширяться и бухать, поскольку нет наркотиков и водки. И не умирают от этого. А геморрой или рак независимо от обстоятельств будут преследовать человека и на воле, и в тюрьме, и в воде, и в воздухе! Вот что такое болезнь! А алкоголизм и наркомания — это просто еще один миф и человеческая дурь, которую выгодно объявлять болезнью, поскольку она кормит многомиллионную армию медиков и фармацевтов! Алкаши! Объединяйтесь! Хватит кормить дармоедов в белых халатах! Бросайте пить!
МНЕНИЕ СПЕЦИАЛИСТА
Александр Юрьевич МАГАЛИФ, психиатр:
— Подобные центры не панацея, но они играют важную роль в реабилитации больных. Вспомните принудительные ЛТП социализма? Эффективность «лечения» там была нулевая. Люди шли пить сразу после выхода. Ведь главная трудность лечения алкоголизма и наркомании в том, что человек, возвращаясь после лечения в прежнюю среду, не может противостоять натиску «друзей» и обстоятельств и срывается. В центрах реабилитации он окружен людьми, сознательно пришедшими изменить свою жизнь, не контактирует с устойчивыми наркоманами. Наркоман, пришедший в нашу реальность из другого, иллюзорного, мира, после нескольких лет постоянного «сидения на игле» подобен Маугли, попавшему в мегаполис. Он не знает, куда идти работать, как оформлять документы, как создавать семью. Власти нашли хороший способ помогать заблудшим вернуться в общество.
Александр Мешков,
http://kp.ua/