Игорь получил 11 лет 6 месяцев особого режима с конфискацией имущества за хранение «особо крупного размера» героина — 0,009 г и за хранение с целью сбыта 0,95 г героина, хотя по уголовному делу сбыт не был доказан…
Осенью 2004 года Роза Михайловна дождалась своего сына. Она наняла адвоката для написания заявления на пересмотр приговора в связи с изменением законодательства в отношении наркотиков от 6 мая 2004 года. К сожалению, адвокат был заинтересован не в отстаивании интересов клиента, а в наживе. Он взял гонорар и скрылся. Розе Михайловне пришлось не только поддерживать сына, но и разыскивать адвоката.
После освобождения мать и сын столкнулись с новыми проблемами. Около двух месяцев Игорь не мог получить паспорт, выдача документов постоянно затягивалась в паспортном столе без видимых причин. С трудоустройством тоже не получалось. Никто не хотел принимать на работу бывшего заключенного. Некоторое время Игорь перебивался случайными заработками, практически живя на пенсию матери.
В службе занятости Тимирязевского района Москвы его тоже не сразу поставили на учет, неизвестно по какой причине. По установленному порядку в центрах занятости населения сотрудники должны предложить человеку, поставленному на учет по безработице, не менее трех организаций, нуждающихся в рабочих и служащих. В случаях письменного отказа работодателя от потенциального работника человеку начинают выплачивать пособие по безработице. Игорю предложили обратиться на два предприятия. В обоих случаях ему отказали. Роза Михайловна считает, что в центре занятости «неперспективным» безработным, таким как Игорь, предлагают обратиться на те предприятия, где уже нет рабочих мест, заведомо зная, что человек получит отказ. Лучшие места сотрудники центра занятости приберегают для людей с незапятнанной репутацией. Игорю назначили пособие по безработице. Наркотики Игорь употреблять не хочет. Старых приятелей, употребляющих героин, Игорь избегает. Новыми знакомствами не обзавелся. Нет у него и девушки. Игорь остался один на один со своими проблемами. Матери не обо всем можно рассказать. Роза Михайловна готова опустить руки, понимая, что система продолжает ломать сына безработицей, неустроенностью, социальной неадаптированностью после шестилетней отсидки в лагере особого режима.
Однако, если бы не изменение законодательства в отношении наркотиков, молодому мужчине пришлось бы отбывать срок до 2010 года. Неизвестно, дождалась бы мать сына из лагеря.
Истории Любы Небренчиной
Роза Михайловна К.: «О сыне и созависимости»
Интервью Розы Михайловны К., матери потребителя наркотиков, отбывающего наказание по ст. 228.4 УК РФ (11 лет 6 месяцев) в колонии особого режима в Мордовии.
— Расскажите, пожалуйста, о вашем сыне.
— Когда я узнала, что мой сын употребляет наркотики, — не знала, куда сунуться. А потом ведь всегда кажется, что это коснется кого угодно, но только не нас. Мне всегда казалось, что мозги у моего сына есть, наркоманом он никогда не станет. То есть где-то кто-то употребляет наркотики, но только не мой сын. А потом, когда я увидела, как он варит это зелье и делает укол… Страшная картина. Мы с ним ездили к моим родителям в Чебоксары. Спрятаться там было сложно, и я там случайно увидела это. Все ребята, и моложе Игоря, и постарше, и его возраста, — все колются наркотиками. Это меня поразило. Вроде бы городок не является «наркоартерией». Причем стерильности при употреблении у них нет. Они не знают, что нужно соблюдать стерильность, не знают, как обезопасить себя. Полная безграмотность в этом смысле.
— У них нет никакой информации о рисках, которые связаны с потреблением наркотиков?
— Да. Я же не знаю, где он варит этот раствор. Это уже потом, когда он мне сознался в своей болезни, тогда он стал заниматься изготовлением и колоться только дома, зная, что я здесь, за стенкой, и помогу в случае чего. Особенно после того, как его привезли почти умирающего, его друзья бросили. Выпихнули из машины, когда он передозировку получил. Как говорится, вот она — их солидарность. Там, где начинаются наркотики, дружбы больше нет. Есть только один интерес — достать, употребить. Я знаю, сколько «друзей» бросают в подъездах передознувшихся. Кому-то стало плохо — они сразу бежать, вместо того чтобы помочь. Иногда вызывают «скорую помощь», а с врачами приезжает милиция. Ничего хорошего не будет, вот они и боятся. Притупляются многие человеческие качества, собенно когда у наркоманов наступает момент потребности в наркотиках.
— Ломка?
— Ломка, да. Когда я узнала у него, в чем заключалась его жизнь, то ужаснулась. Утром проснулся — и лихорадочная мысль: где достать. Он звонит одному, другому, третьему. Ему звонят. Как только он узнал, где, у кого — все, он уже спокоен. Он может идти позавтракать. Для родственников это ужасно.
Сына жалко. И у меня, и у него безысходность… Трудно… Очень трудно так жить. Но cейчас, мне кажется, с тех пор как он стал посещать храм, у него совершенно перевернулось мировоззрение.
— Он посещает храм в колонии?
— Да, в зоне. До этого я его никак не могла уговорить. Он говорил: «Да ну тебя, ты ничего не понимаешь». Такое было отношение к Богу. А в зоне оказался — и разговоры стали другими. По нему видно — другим человеком стал. Ну, дай Бог, чтоб так было.
— А вы сможете справиться с этой проблемой после его освобождения? Справиться с наркотиками, если они опять появятся в его жизни?
— Я не знаю. Честное слово, я все время этот вопрос себе задаю, но почему-то мне кажется, что все преодолимо. В моем случае. Я не знаю, как у других. Мне кажется, что у него пришло понимание, осознание. Ему очень жаль потерянных лет. Он же недоучился.
— Где он учился?
— Сначала он поступил в Московский государственный университет путей сообщения. Год проучился. Ему не понравилось. Когда появились платные курсы, пошел на экономический факультет в Московский экстерный гуманитарный университет. По-моему, и курса не окончил, как его посадили первый раз.
Когда он вернулся из тюрьмы, ему присылали оттуда приглашения продолжить учебу. Опять не успел.
— Сколько ему было лет, когда его первый раз посадили?
— Двадцать один год, а сейчас ему тридцать один. Уже 5 лет сидит. В 1995-м первый раз. Десять лет выкинул. Я даже не считаю, что он выходил. Оба раза его отсидки как сплошной срок. Во всяком случае, он говорит, что попасть в этот дикий край, в Мордовию, — это гораздо лучше, чем если бы он сидел под Москвой, в Крюкове. Он на многое посмотрел совсем по-другому. Переосмыслил, мне кажется.
Но когда он вернется на свободу, все может начаться снова. Иногда мне кажется, что так не случится. Может, потому, что у него впереди большой срок, как-то надо выживать. В Мордовии совершенно нет наркотиков, в отличие от Москвы и Подмосковья, где есть наркотики в тюрьмах. Чем ближе к Москве, тем хуже.
— Существует ли решение проблемы наркотиков? Можно ли справиться с этой проблемой? Если да, то каким путем?
— Я затрудняюсь ответить. Пока есть рынок, будет и сбыт. Вы сами понимаете, какие деньги в наркобизнесе крутятся. Начнем с того, что наркоманы все распродают. У нас машина ушла, телевизор из дома ушел. Типичная ситуация всех семей. Все воруют. А потом уже, когда нечего выносить, они пользуются такой системой: я кому-нибудь достану, а они мне чуть-чуть дадут героина. Это известная система. А поначалу они, конечно, все продают. Причем в нужный момент у него можно и квартиру выбить. Он все необходимые документы подпишет, если будет сильная ломка и денег негде взять. Я, правда, не знаю, что они при этом ощущают, но он мне говорил в последнее время: «Мам, меня даже этот кайф не радует. Мне ничего уже не надо. Просто дикое желание уколоться. Ты знаешь, как может хотеться курить? Представь, что это желание в сто раз сильнее». Я курю, и он для сравнения привел пример, чтобы я понимала, какая это зависимость.
— Вам спокойнее, когда он сидит в колонии?
— Проще передачи носить, чем видеть, как он колется, убивает себя. Я жила его жизнью. С утра думала: «Где он теперь достанет?» У меня были те же проблемы. Даже ломку его немного чувствовала.
— Нужна ли реабилитация таким людям?
— У меня все время было желание, чтобы им дали какую-нибудь резервацию, где бы они работали, зарабатывали себе на дозу. Где были бы условия для того, чтобы они «оттягивались». Чтобы за ними присматривали, и чтобы они хоть какую-то пользу приносили. Как раньше ЛТП были. Не пошел бы воровать, а знал, куда можно пойти. Пошел туда, отработал, получил, отоспался. Чтобы государство предоставило ему способ легально получать наркотик. Но на это, я думаю, никто не пойдет.
— То есть люди должны куда-то ходить, работать и получать дозу?
— Да. Работать в любом случае. Это первое необходимое условие. Потому что они от безделья хуже себя ведут. Я по себе знаю: когда я ничего не делаю, я курю больше, чем когда я занята. Так же с наркотиком. Пусть отвлекаются на какую-то работу, а если работа еще и интересна ему, так вообще забудет про наркоманию.
— До того как вашего сына посадили в первый раз, он учился. А за полтора года между тюремными сроками он пытался найти работу?
— Да, пытался, чтобы совсем без денег не сидеть. Но им же очень сложно найти работу. Я сейчас с ужасом думаю: «Вот он вернется, и куда пойдет работать?»
Во-первых, из тюрьмы, во-вторых, наркоман. Все двери закрыты. Его даже водителем не возьмут. Только если грузчиком. Все боятся наркомана. Причем больше боятся мужчины. Женщины более покладисты. Мужчины как услышат «наркоман» — все. Куда угодно, только не к нам. Недавно попалась мне статья — какой-то монастырь в Ярославской области. Там организовали реабилитацию. Приходи, работай, зарабатывай, получай деньги. Мы тебя не держим.
Так эти наркоманы стали докучать. Стали пропадать какие-то вещи. Наркоманы приходили, пользовались тем, что их кормят, но не работали. Поели и пошли.
Этот проект закрылся. Это даже «реабилитационным центром» не называлось. Хочешь —приходи, работай. У них есть для таких людей и стол, и постель.
Но наркоманы оказались неблагодарными. Сын мне говорил: «Нельзя верить наркоманам. Они все что угодно наговорят». Его друзья или знакомые, которые употребляют, приходили, говорили: «У нас есть возможность помочь, передачу сделать». Берут деньги — и с концами. Или взаймы взять норовят, с три короба придумают. Один даже сказал, что ему надо отца похоронить. А отец даже не думал умирать. Фантазии не занимать. Причем они неадекватны. Они же думают, что они самые умные, что другие ничего не понимают.
Когда сына посадили, у него остался приятель из соседнего дома. Он прибежал ко мне. Его не интересовало, посадили Игоря или нет, куда, на сколько, что с ним. Он спросил: «У него там ничего не осталось?» Я говорю: «Я выбросила». Он спрашивает: «А куда выбросили?» Отвечаю: «Да с балкона выбросила».
Он с неделю под балконом ходил. Взрослый мужик. Двое детей. Я спросила: «У тебя проблемы?» Ответил: «У меня нет проблем».
— А вы когда-нибудь задумывались, почему ваш сын стал употреблять наркотики?
— Он просто хотел быть как все. Я же знаю, что из их класса все, с кем он дружил, попали в ту струю. Жду теперь с надеждой, что не вернется к наркотикам…
Эта история является частью книги Любы Небренчиной «Наркополитика в России. Судьбы репрессированных потребителей наркотиков». Люба была активистом и сотрудником альянса «Новая наркополитика» и самоорганизации потребителей наркотиков «Колодец» и долгое время сотрудничала с правозащитной организацией «Центр содействия реформе уголовного правосудия». Люба была талантливым поэтом и замечательным фотографом. Она была просто хорошим Человеком.
Люба имела свой собственный опыт отбывания наказания, работала в системе посттюремной реабилитации и находилась в постоянной переписке с заключенными по ст. 228 УК РФ. У нее не было никаких сомнений в том, что тюрьма не только не дает шансов избавиться от наркотической зависимости, но напротив, сокращает эти шансы до минимума. Поэтому Люба рассказывала о том, как повлияла тюрьма на судьбы людей, употреблявших наркотики, что происходило с ними в заключении, и насколько трудно им было возвращаться на свободу. Говорила о том, на что надеются люди перед освобождением и с чем они сталкиваются в реальности.
Так и родилась идея написать эту книгу. Люба хотела, чтобы эта книга представляла собой не научное исследование и не сборник эссе о судьбах заключенных — она хотела дать возможность высказаться тем, чей голос не слышен практически никогда — потребителям наркотиков, освободившимся из мест лишения свободы, пытающимся наладить свою жизнь: найти жилье, заново построить отношения с семьей, получить работу, добиться лечения…
Люба собирала материал для книги долго — более двух лет. К cожалению, Люба так и не дождалась выхода книги — 10 июня 2007 года она погибла в результате передозировки.
talkingdrugs.org
