О калипсоле (кетамин, кеталар) я узнал, обучаясь в славном Полтавском медучилище. Будучи на IV-ом курсе, нам рассказал о калипсоле преподаватель реаниматологии: «Если бабе в бокал шампанского или другой газированный напиток добавить децл калипсола, то через полчаса у неё растормозятся все сексуальные центры в коре. Ей так захочется трахаться, что сначала она просто остолбенеет от желания и постарается с этим бороться. Но тут вы приглашаете её на танец, она прикасается к мужскому телу и… понеслась душа в рай. А рай известно где – в пи#де!»
Так говаривал нам, шестнадцатилетним пацанам, умудренный жизнью реаниматор. У него мы калипсол и сп#дили. После того, как мы в одном из райцентров наделали шуму среди медсестер, подмешав им в ситро «Буратино» калипсол (о чем речь чуть позже), мы решили просто поделить оставшееся. Пять кубиков достались мне, и я их тоже собирался использовать для завоевания девиц. Но по роду учебы попал в абортарий, где увидел использование калипсола по назначению, т.е. для кратковременного внутривенного наркоза. Я стоял и смотрел, как девушке в вену загоняют пять кубов жидкости и она вырубается. Врач спрашивает у медсестры: «калипсол?» Та кивает. Я делаю вывод, что раз 5 кубов калипсола сбили девку с копыт, то два куба – это самое то! Для контролируемого кайфа… Придя домой, я решил не откладывать. До этого у меня был поверхностный каннабисный опыт, чистый эфедрин, большие дозы транквилизаторов в сочетании с алкоголем, что кайфом, а тем более познавательным, назвать трудно. Ну, еще баловался «фургоном» (фуропласт), но не проваливался. Страшно не было. Хотя, нет, все-таки было. Иначе, зачем же я позвал Юру? Юра – мой друг и я ему полностью доверял. Именно Юра набрал по моему хотению 2 куба неразведенного калипсола в шприц «Рекорд». Я и не подозревал, что рекорд (разумеется, в личном зачете) уже содержался в этих двух кубах.
Юра успел ввести чуть больше одного куба: когда поршень пересек отметку 1,5 – я едва успел ударить его по руке, и он вышел из вены. Началось центрифугирование. Тело начало разделяться на не принадлежащие мне фракции. Я понял только, что теряю человеческую структуру и становлюсь… амебой! В это время я успеваю добежать из кухни до кровати (8 –10 метров) и упасть ниц. Далее (со слов «ассистента» Юры) я лежал без сознания 2-3 минуты, что на сухом медицинском языке зовется «хирургической стадией наркоза»… Я завис в одном из верхних углов комнаты и рассматриваю узоры на обоях. Они фантастически красивы и кажутся элементалиями Бога. (Слово «элементалия» я тоже принёс из калитрипа). Особенно нравилась повторяемость рисунка. С другой стороны от меня – окно. За окном оранжевый день, переполненный… смыслом! Мне видно каждую молекулу света – в виде пылинки. Это смыслы. Мне кажется, что смысл – это структурная единица света. Я дышу, точнее – я состою только из дыхания. ВДОХ: в меня влетают миллионы пылинок-молекул (смыслов). Внутри меня они превращаются в шары и попадают в лототрон, как при розыграше тиража «Спортлото» по телеку. Они там перемешиваются, и в желобок (внутри того места, где должна быть голова) выкатывается только один шар-смысл. Все остальные я выдыхаю! Этот шар-смысл – источник счастья. Он существует до следующего ВДОХА… И так… до бесконечности!
Это – главный процесс, механизм жизни. Я смотрю вниз: на кровати лежит тело. Я узнаю себя. На мне красная рубашка. Она расстегнута. Я смотрю на свое тело с интересом и ощущением дежа вю. Надо мной сидит человек и держит свою руку на моей груди над сердцем. Время от времени он бьет меня по щекам. У него очень странное и влажное выражение лица. У моего тела лицо спокойное. Я перевожу взгляд на книжный шкаф и читаю названия книг на корешках. В реальности я этого не могу, так как страдаю близорукостью (тогда я ещё очки не носил). А сейчас я делаю это с непередаваемым восторгом: все названия наполнены архиважностью и, как бы, стопроцентной точностью и поэтичностью (на полках стоят книги «Овод», Иван Франко, «Война и мир, «Ревизор», «Анжелика» и др.). Постепенно все становится оранжевым. «Спеет» – решаю я. Я – Дыхание. Я дышу оранжевым и нет другого Смысла не только в моей жизни, потому что другого Смысла просто не может быть. Себя я определяю как источник этой оранжевости. Это ощущается предельно ясно. Аналогов этого чувства я никогда в реальности не переживал ни до, ни после этого. Единственными звуками, которые ко мне долетали, были звуки пощечин, которые давал моему телу сидящий над ним человек. Этот человек (Юра) смотрелся очень неуместно в общей оранжевости. Следующий период начался со щелчка. Он прозвучал очень далеко, после чего взвыла турбина – «пылесос». Сначала он всосал в себя все оранжевое, потом высосал смыслы из света. Мне стало очень тревожно и непередаваемо тоскливо. Что-то стало ритмично и неумолимо стучать – какой-то безжалостный метроном. Здесь: сильное дежавю. После чего «пылесос» всосал и меня!.. Я открываю глаза. Сильное головокружение. Надо мной сидит Юра с перепуганным и покрытым росой пота лицом. Он держит руку у меня на груди и что-то говорит о «Скорой помощи». Я испытываю дикий, животный страх, но ориентируясь в обстановке я вспоминаю, что ширял калипсол. Язык не поворачивается что-то сказать, хотя я хочу спросить, что со мной происходит. Юра потом рассказывал, что я действитель но что-то спрашивал, и это было оформлено в виде слов, но он их не понимал. (Сравнить: «Дженерейшен «П» Пелевина – эпизод передоза мухоморами Татарским). И тут начинаются чисто калипсоловые приколы: сперва я ощутил, что тело неуправляемо и страшно абсурдно по назначению. Но память о том, что именно с телом я связывал свою прошлую жизнь, заставила меня заняться его исследованием. С третьей или четвертой попытки я поднял левую руку и перенес на правую.
При соприкосновении рук я высадился, ибо рук не было, а был какой-то поролон, который очень податлив. После этого я сжал пальцы на руке, они сжали поролон и… сомкнулись. Сомкнулись между собой, преодолев лучевую и локтевую кость, мягкие ткани и прочие преграды в виде сжимаемой руки. От ужаса я вскочил, охватил руками голову справа и слева, сжал ее и ладони рук встретились. Голова – тоже по-ро-лон! Я заорал, но так как внутри я тоже был поролоновый, из меня вырвался только скрип. Юра бып рядом и я стал его трогать – по-ро-лон! Я разогнался и ударился головой об стену – поролон на батуте! В дело вмешался Виктор Цой (над моей кроватью висел его плакат). Он сначала стал объемно голографическим, а потом начал вещать угрозы и давать мрачные предсказания. Высадка усугубилась тем, что скоро должны были придти родители, а я – П О Р О Л О Н!!!
К этому времени, очевидно от страха, я уже обрел дар общепринятой речи и обрадовался, что рядом был Юра (до этого я считал его полу-гапюцинацией). Я спросил: «Который час?» Он говорит. «Пол пятого». И тут я понимаю, что мне не известно это понятие – «пол пятого», хотя мне известен язык. С таким же успехом на мой вопрос «который час?» Юра мог бы ответить: «энтимонор». Но я знаю, что время существует и появление моих родителей напрямую от него зависит и даже обуславливает его существование. Я также осознаю, что это я «гоню», а не Юра. После нескольких попыток въехать, что такое «пол пятого», я попросил показать мне часы. Юра поднес к моим глазам циферблат часов. Я посмотрел на эту вещь и понял, что я ее вижу впервые в жизни. Я не знал, что это за предмет, для чего и из чего он. Какой-то плод больного воображения или инопланетный реквизит. Но я понимал, что часы существуют, символизируют и отображают время, но я забыл, какие они и что такое «пол пятого». Я впал в отчаяние, побредил с полчасика, потом ещё полчаса поспал и пошел блевать. Началось чисто послеводочное похмелье, установив которое, Юра со спокойной душой удалился. После хорошей рвоты сразу началась депрессия, словно она тоже зависит от блуждающего нерва. Утром следующего дня я ощущал приятную слабость в теле, какая иногда бывает на похмелье. Конечно же, об этом случае я везде и всем (посвященным) рассказывал. У меня вообще-то репутация вруна, но к счастью у меня был свидетель – Юра – один из главных обличителей моего вранья. Но тут он был вынужден подтверждать.
Однажды я рассказал об этом гопникам во дворе. Гопники мне поведали, что я только калипсол испортил и сказали, что надо полфанфурика закачать в трехлитровую банку пива и выпить втроем половину банки. Оставшееся – это вторая доза на троих. Собрались мы опять у меня. Втроем. Я и гопники. Пускаем, значит, банку по кругу. Работает телек. Там идет голимый, с точки зрения шестнадцатилетнего пацана, фильм. Сейчас мне кажется, что это был фильм Довженко «Земля». Что-то в этом роде. Но телек работает так, для фона. Вот наши голоса зазвучали так, как будто на них прилично накрутили ревербератора. Вот сквозь красный ковер полезли нежнозеленые ростки весенней травы. Вот уже и половина банки за горами. «Поролона» нет. Я сразу проверил. Смотрю, мои гопники с безумными лицами втыкают в телевизор, как в чудотворную икону (я до этого втыкал в ковер, искоса поглядывая на стоящую у ног банку, чтобы оттуда к моему телу не тянулись всякие шлангочки и трубочки, по которым в меня мог влиться лишний калипсол).
Но тут я перевожу взгляд на экран и понимаю: миг, ради которого я жил и до меня жило все человечество сейчас наступит. Я ловлю ауру Запредельного Откровения. Сейчас это произойдет! Я снова посмотрел на гопников и понял, что они чувствуют тоже самое – близится момент познания истины и уже внутри нас идет волнующий отсчет, как перед стартом ракеты в космос.
Мы впились в телевизор:
5. Какой-то мужик идет по цветущему яблоневому саду. Он в грязной робе. Он грустит.
4. За ним бежит похожий на него. Переходит на торопливый шаг.
3. Догоняет грустного мужчину, берет его под руку и останавливает.
2. Работает двигатель гусеничного трактора. Сам трактор стоит. Дверца раскрыта. Вокруг цветущие яблоневые ветви.
1. Мужики стоят на фоне работающего трактора и пристально смотрят друг на друга.
0. «ВЕРНИСЬ К ТРАКТОРУ!» – говорит догонявший мужчина грустному – ВЕРНИСЬ К ТРАКТОРУ!
Я духовно «кончил». Такого экстаза я не смогу описать! Из глаз брызнули слезы катарсиса. И весь я наполнился новым единственно верным знанием о Истине и это знание – суть слов «ВЕРНИСЬ К ТРАКТОРУ!» Мне казалось, что мне доверена тайна мироздания, Главный Пароль и я уже боюсь, что эту тайну не сдержу или забуду. Я
чувствую, что Путь открыт. И это – Путь к Трактору!
Гопников тоже накрыло. Они тоже стали смотреть друг на друга как мужики в кино и мне показалось, что они ревнуют один другого к только что открывшейся нам всем Истине. Я ухожу в другую комнату, так как гопники – они на всех уровнях гопники, и мое знание об Истине в опасности. Я ухожу в другую комнату, так как нет ничего ценней того, что я знаю. И вообще, кроме этого знать просто нечего. Любое знание и действие человека сводится к Возврату к Трактору. Но люди темны и не ведают куда идут. И я ухожу, чтобы гопники не
пачкали мою Эврику, повторяя про себя Формулу Успеха: «ВЕРНИСЬ К ТРАКТОРУ!»
Над этим прозрением, которое было в 17 лет, я, конечно, смеюсь и другим рассказываю, чтобы те посмеялись. Но часто даже сейчас за этими словами я слышу глубокий смысл. Может быть иносказательно это звучит как «Вернись к традиции», а может… Позже я заметил, что при глубоких химических погружениях меня действительно
часто глючит тракторами.
Про калипсол и медсестёр
После четвёртого курса медучилища я получил распределение на практику в поселок городского типа Чутово. Село известно одним из самых крупных конезаводов в стране и одним из первых советских ипподромов. Находится на пол пути между Харьковым и Полтавой. Нас было четверо. Валера, Юра, Руслана и я. Про калипсол я рассказал всем. Про свою идею тоже. А идея была такая: снять девок, подмешать им калипсол, растормозить их либидо и трахнуть. Нас поселили прямо в больнице в отделении хирургии в последнюю по коридору палату. Работали мы этажом ниже – в терапии. В терапии в первый же день я и Валера познакомились с медсестрами Галей и Валей.
Вечером пригласили их к себе. Стол был богатый. Все продукты только что из города. Мы решили подлить калипсол в газнапиток, но на Шампанское пожадничали, да как-то и не к столу. Мы купили в местном Универмаге ситро «Буратино» и пару бутылок сухого вина. Руслана тоже решила посмотреть на прикол. Галя и Валя пришли вовремя, но не одни. Если городские приезжают в село, местные приходят вечером знакомиться. С медсестрами ещё пришли пацаны. Добрые и с водкой. Только что после армии. Настроены дружески. Разговорились. Один из них – Валик, служил в Афганистане и начал рассказывать разные истории. Хотя мы и заслушались, Валера всё же подлил калипсол в стаканы с «Буратино» и поставил перед девушками. Они вроде бы не заметили, но я сразу понял ошибку. Завоняло сероводородом. Никто на этот запах не обратил внимания. Девки выпили по четверти кружки водки и потянулись запивать ситром. Сделав по глотку, они выплюнули назад и сказали, что ситро испортилось. Ну испортилось, так испортилось. И так весело было.
Через час Валю и Галю позвали в отделение и они хмельные и бодрые пошли на третий этаж в терапию. Валик предложил поиграть в карты. Играли тоже где-то час. Играли прямо за столом между тарелками и кружками. Параллельно ели, выпивали кто чай, кто вино. Шизы не было. Вдруг в игре возникла какая-то заминка. Я не сразу понял, в чем дело, но кажется кто-то не подбрасывал карт. Это заметили сразу все. Все переглянулись и посмотрели на Валика, который тот, что пришёл из Афганистана. Валик сидел и ужасно растерянно глядел на ВСЕ карты. Ему было трудно, но когда его спросили «что с тобой?», он после паузы сказал: «Я карты забыл».
Я не сразу понял в чём дело, но когда заметил возле Валика пустую кружку, предназначавшуюся для Вали, я испугался. Первая мысль была: «сейчас нам дадут пи#дюлей». Но Валику становилось плохо. Его глючило. Он не мог высказаться и ему было страшно. Местные решили дать ему водки, но ему было так плохо, что он попросил воды. Руслана разрядила атмосферу – начала хохотать и сделала «открытие»:
– Валик, ты ж выпил калипсол!
При этом она ещё больше начала смеяться. Это попустило всех. Валик начал расспрашивать, что это и как оно тут взялось. История про то, что мы хотели подпоить и трахнуть Валю с Галей ему так понравилась, что он впал в десятиминутный хохот, какой бывает иной раз от конопли. Но ему опять стало плохо. Вдруг он забыл как выглядит одежда. Опять запаниковал. Начал быстро ходить по комнате. Все снова высадились. Пару раз он что-то сказал кому-то в сторону. Подошёл к дверям и вышел. Руслана сказала, «ты хоть обуйся». Он вернулся, обулся и без куртки (декабрь) пошёл по лестнице вниз. Мы успокоились, погудели, рассказали местным, что его попустит, что это больше из-за водки. Они согласились и пошли. Оказывается Валик не нашёл выхода из больницы. Видимо его накрыл приступ клаустрофобии и он зашёл в скорую помощь и сказал, что выпил ядовитую водку. Ему промыли желудок, он выспался и утром даже вышел на работу (грузчик в ресторане). Слух, что в магазинах Чутова появилась ядовитая водка держался всего два дня. На третий уже говорили, что в больнице живут весёлые и опасные студенты из Полтавы. Несмотря на наш образ отдыха, мы хорошо работали и не давали повода нас ругать. Я научился делать уколы, снимать кардиограммы, беседовал с больными (а это самое главное), ухаживал за тяжеобольными, управлял ИВЛ и АИКом, делал спинномозговую пункцию, научился колоть грудных детей в вену. И самое главное – принял роды! Без этого не допускали к защите практики:))). Валя и Галя оказались замужем. А я был влюблён в медсестру Тоню из хирургии. Но ничего умнее не придумал, чем просить чтобы она постоянно выносила мне эфедрин… 🙂
/версия из журнала «м03г» 2004 г. со ссылкой на журнал «Гораздо» г.Полтава /
