В милицейских сводках часто сообщается о разоблачении виновников очередного ограбления сбербанка – конечно же, потрошат банки наркоманы!
Питона ломало уже второй день. Кругом тоже были одни обломы, ни в одной из пробитых точек размутить раствора не удавалось. Денег не водилось, уже давно и как-то очень стабильно. Питон пытался продать босоножки, в которых отходил второй сезон, но за них предложили 50 копеек и то в шутку. А ломало Питона неслабо. Сильно ломало. Пот катился ручьем, суставы выкручивало, в ушах стоял пренеприятный звон. Питон постоянно покашливал и хлюпал носом, а сегодня утром еще и понос своей неудержимой энергией разорвал смятое в лепешку сознание страдальца. Куда-то подевались все цвета, кроме черного и все запахи, кроме гавна. В такой ситуации было два радикальных выхода либо залегать на дно и сниматься с системы, либо срочно раздобыть дозу, пока не началось. Хотя уже все началось, но надежда наш компас земной…
“Если бы я не продал так тупо свою куртку за 4 куба, мог бы сейчас хоть на пару дней размутить”, тоскливо крутились невеселые мысли, напирая на глаза. Питон наблюдал за течением мыследеятельности как бы со стороны, едва плетясь в бессмысленной попытке разжалобить бабу Маню, известную на районе торговку ширевом.
С бабой Маней у Питона были давние отношения. Когда-то, лет пять назад, Питон помог бабе Мане отмазаться от ментов. Ну, то есть как помог, менты остановили его на пути от Мани с 20 кубами и Питон не сдал, взял на себя. О чем потом пожалел, потому как оказалось, что баба Маня прекрасно ладила с ментами и без Питона, а сам Питон мало того что проторчал сутки в ментовке, так еще и лишился дозы. Хотя 5 лет назад все эти проблемы еще казались забавными… Тем не менее, баба Маня выделяла романтичного Питона из сонма своих прихожан-клиентов и иногда выдавала ему лишний куб. На это и надеялось существо с вопящими от голода опиатными рецепторами.
Внешне поход Питона к бабе Мане напоминал марш бурлаков вдоль Волги с известной картины, причем всех сразу бурлаков. Не вдаваясь в драматические подробности, скажем, что Питон являл собой образ Адама на вторые сутки после изгнания из Эдема. Встречные мамы старательно убирали детей с пути мученика шприца и ангидрида, было видно, что движущийся объект пребывает в условиях совершенно адского внутреннего шторма. Многие мамы знали Питона еще по прошлой жизни, когда он был Игорем Петечкиным и потому сочувственно провожали взглядами согбенную шваброобразную фигуру, медленно движущуюся по направлению к известной цели. Мамы в целом тоже были в курсе, что, где и почем.
Однако до подъезда бабы Мани Питону было не суждено дойти. Навстречу ему попался Черт. Черт торчал на винте и видно было, что его текущая экзистенциальная проблема очень и очень близка Игорьковой. Черт (его имени Питон не знал) рыскал глазами, правое веко непроизвольно дергалось, весь он был какой-то хаотичный и разорванный. Казалось, что пьяный кукловод дергает за веревочки прикрепленные к Черту, в совершенно произвольном порядке и мало заботясь о результате.
– Питон, слышь, есть тема! – засипел Черт.
– Та я, это, может баба Маня…., – простонал Питон, пытаясь обойти неожиданное препятствие.
– Нету у неё ни х@я! – вдруг завизжал Черт ему в спину. Звук его голоса раскаленной иглой вонзился в незащищенный мозг Питона, вызвав немедленную химическую реакцию репрограммирования двигательной коры, – Там менты трутся, полный пиздос!!!
Истощенный этим всплеском, Черт сразу сник и уставился на окурок, манивший из открытого канализационного люка своей обманчивой доступностью.
Питон отшатнулся, опрокинутый в своих лучших чувствах и вере в людей. Перед глазами встала темнокрасная пелена отчаяния и безнадеги.
– Что же делать? – прошептал он и рефлекторно присел на корточки.
– Пойдем банк брать, – не поднимая взгляда от окурка, механическим голосом сказал Черт.
– Пойдем, – легко согласился Питон, думая о подлости ментов, недальновидности бабы Мани и прочих онтологических проблемах.
Два тела, кое-как освоивших управление собственными скелетами, направились в отделение коммерческого банка, призывно сиявшего огнями реклам и неоновых ламп. “Надежность ваших вкладов наша главная задача” весело сообщал рекламный постер банка.
*****
Охранник Районного отделения банка Евгений Петрович (76 лет, вдовец, уроженец Кировоградской области, временно проживающий в квартире старшей дочери Прасковьи Евгеньевны, 53 лет, вдовы) не просыхал вторую неделю. Его сменщик отравился денатуратом и ныне пребывал в отделении интенсивной терапии, из-за чего суточная доза Евгения Петровича как-то сама собой выросла до 1 литра в день. Потому что пить приходилось вместе с начальником отделения господином Нехватайло, который был лет на 30 моложе и потому пить с ним было тяжело. По крайней мере, Евгений Петрович вечером начинал чувствовать свой возраст, что бывало с ним крайне редко.
В это послеобеденное время пьяненький Евгений Петрович развлекал себя тем, что прикидывал, сможет ли плотно сидящая на барбитуре, а сегодня еще и укуренная кассирша Света удержать собственную голову от падения на клавиатуру. Хорошенькая головка девушки падала уже дважды и поэтому у Петровича были все шансы развлечься. Тело Петровича, налитое приятной тяжестью ужгородского коньяка, полулежало в кресле для важных клиентов. Кроме него и Светланы в банке никого не было. Господин Нехватайло уехал догоняться в центральное отделение, а Лидия Георгиевна отходила от вчерашнего у себя дома.
Дверь банка медленно открылась и в нее с улицы сквозняком втянуло два полутрупа. Один полутруп как-то странно дергался, второй своей грацией напоминал повешенного. Петрович проводил клиентов взглядом и решился допить стакан самогона, маячивший перед ним с самого утра.
Питон и Черт приблизились к кассе, где Света отчаянно боролась за остатки своего сознания.
– Слышь, деньги давай, – сипло сказал Черт, пытаясь просунуть руку за перегородку. Но для Светланы, как раз погружающейся в очередную сингулярность своей личной вселенной, такие предложения были явно неадекватны.
– Тока быстро, внатуре, – подтвердил серьезность намерений Питон, держа руки в карманах и тупо глядя на трещины в гранитной плитке. Ломота в суставах уверенно достигала вершины плато и, что вообще было неприятно, дико хотелось срать, – А то убьем.
– Да, мы тебя убьем, сука! – вдруг опять завизжал Черт и даже подпрыгнул на месте.
Петрович вздрогнул и приподнял веки. Ему было жаль этих мальчиков он сам был таким во время войны. Холодным, голодным, неприкаяным дезертиром. Если бы не… Петрович опять закрыл глаза. Все же жизнь прожить не поле перейти. Светлана, ощутив какие-то сигналы, исходящие из-за границ собственного мозга, открыла один глаз. Зрелище ее неприятно поразило.
– Сколько?- прошептала Света. Губы ее пересохли, но это было не важно. Темная глубина не отпускала, манила грандиозной тайной, наполняла тело приятной слабостью и теплом.
Вопрос застал джентльменов удачи врасплох. Черт вдруг развернулся и пошел обратно к двери. Питон же так и остался стоять, кивая головой в такт приступам боли. Черт вышел на улицу. Петрович открыл глаза, вспомнил, как он в 43 году вот также бежал из родного села и тут же опять впал в горькие воспоминания. “Эх, Сталин, Сталин”, неспешно текли мысли Петровича.
– Семьсот гривней давай, – вдруг отчетливо произнес Питон с интонациями налогового инспектора.
Светлана, мутно водя по окружающей дикой природе одним открытым глазом, потянулась к сейфу, вытащила оттуда увесистый мешок с пачками денег, медленно достала банковскую упаковку 200гривневых купюр и начала отсчитывать 700 гривен. У нее не получалось.
– Заполняй пока квитанцию, – дала она совет Питону. Питон никак не отреагировал. Светлана в конце концов смирилась с невозможностью выдать ровно 700 гривен и, отсчитав 4 купюры, положила их на стойку. В этот момент в банк опять ворвался Черт. Он был вооружен пластиковой бутылкой из-под пива.
– Давай деньги или порежу на британский флаг, – засипел он, угрожая Светлане внушительных размеров бутылкой. Однако это было бессмысленно. Проделанное интеллектуальное усилие доконало Светлану и она уснула беспробудным сном, громко стукнувшись головой о клавиатуру. Щелканье клавиш убедило Петровича, что все идет как всегда, отчего его воспоминания приобрели еще большую живость. “Я что ли революции не помню…. Вот когда была жизнь. А щас….”, Петрович медленно входил в контакт с Единым.
Увидев 800 гривен, лежащие на стойке, Черт быстрым движением схватил их, бросил бутылку и взглянул на компаньона. Питон страдал все сильнее и это страдание было настолько отчетливым, что Черт все сразу понял. Он подхватил Питона под руку, и удачливые “грабители” медленно побрели к выходу. Питон шел на полном автомате, едва сдерживаясь, чтобы не наделать в штаны.
– Щас к Ашоту поедем. Потерпи, брат, просипел Черт, в груди которого медленно всходило солнце.
(автор неизвестен)
