Трудно себе представить количество в 120 тысяч детей, которых каждый год закапывает Украина на 2 метра в землю. Умерли от наркотиков и болезней, возникающих от приёма наркотиков. Много наших завернулось в погоне за вечным кайфом. Я до сих пор жива. Только одна. А мой друг Андрюха умер
Много судеб. Много счастья и столько же горя. Какой-то невидимый механизм уравновешивает, дозирует эти загадочные процессы. Может, это наказания, а, может, – испытания? Я оказалась перед выбором между смертью и лёгкой смертью. Мне выпало испытание манией, точнее – наркоманией.
Эта тема до оскомины муссируется всеми для всех, только, правда, под нечеловеческие крики матерей на могилах, выглядит еще более страшно, чем можно предположить. Трудно себе представить количество в 120 тысяч детей, которых каждый год закапывает Украина на 2 метра в землю. Умерли от наркотиков и болезней, возникающих от приёма наркотиков. Много наших завернулось в погоне за вечным кайфом. Я до сих пор жива. Только одна. А мой друг Андрюха умер! Мы мечтали создать семью. Не простую, а самую лучшую в мире, чтоб уют, дети… и не бояться одинокой немощной старости. Но Андрюха забрал себя у меня, у всех.
Что-то внутри у него накапливалось, накапливалось, не находило практического выхода и… прокисало. Множество планов, желаний, но никому это не нужно было. Сначала, как он выражался, – дезинфицировал залежалые идеи водкой. Нам, женщинам, легче реализовать себя в рождении и воспитании детей. А им, мужикам, нужно дело, через которое они могут… Потом кто-то предложил наркотики. – «А что мне сделается? Я сильный. Я личность!» – повторял он мне. Я верила, наверное, в то, во что не хотела верить.
Он всё чаще уходил. Я хотела быть вместе… И тоже сделала… первый и последний шаг. Только Андрей умер.
Кто уверен, что эта беда не коснётся их или их детей, любимых и знакомых – можете дальше не читать.
Прежде, чем рассказать о моём втором рождении, я хочу сообщить, что после кладбища меня подхватили «сочувствующие друзья». И я оказалась «в системе».
Заплаканная мама, озабоченная нашими движухами, постоянно подсовывала мне разноцветные лакированные брошюрки про наркотики, вырабатывая стойкий иммунитет на подобную макулатуру.
Как-то сердобольная соседка, озабоченная моим моральным обликом, по-видимому, переговорила с мамой, как всегда, обо мне, и они навалились с просьбой сделать им великое одолжение – пойти и посмотреть спектакль на тему наркомании. Загнали меня в угол просьбами, требованиями, слезами… и моё сердце дрогнуло. Я согласилась, точнее пообещала пойти на их спектакль.
Чтоб не одной веселиться или не уснуть, я пригласила свою дворовую братву, обещая неистовое веселье. – Пошли, сходим по приколу, обломаем умников – согласились мои…
Тётя Валя договорилась с кем-то в школе, чтобы нас пустили. И нас пустили.
Школьный зал был полностью забит. Мы выглядели скромно на фоне этих мелковозрастных акселератов (8-11кл.), которые после уроков устроили массовый отрыв. На сцене играла музыка и каких-то 2 человека что-то делали.
– Это «оно»? – спрашивали мы.
– Это «они» – отвечали мы себе.
– Вот какие у них наркоманы комсомольские, прикольные.
– Сейчас страшный плакат вынесут.
– Нет брошюрки раздадут… Лучше б написали, где это всё достать. Побольше и побыстрее.
– Попугают, стерильные умники, детей. Выпустят стенгазету…
– Поставят жирную «птицу» и успокоятся.
– Нет, будут запутывать мозги формулами.
– Или «докажут», что мы все грешны и несовершенны и пригласят в свою социальную церковь лечиться – подумала я.
Множество циничных вариантов крутилось у моих нетерпеливых товарищей: «Это театр у них такой искусственный. Это танцы, это «ломки». Это «голимые клоуны», озабоченные какими-то актёрскими «движухами».
Но аудитория почему-то постепенно успокоилась и все приутихли.
На сцену вышел человек в пиджаке и объявил: «Творчэ об’еднання “Сэрэдовыще Буття”
у Вас в гостях”. Попросил учителей успокоиться и присесть, не лишать детей детства, радости и «не нагнетать дисциплину». – «Мы артисты. Мы приехали. Пусть дети радуются. Мы сами справимся с дисциплиной и вниманием» – заявил он. Затем он, «разогнал» аудиторию до полного «расслабона» (читать: доверия) и они начали.
2 актёра вышли на площадку под «Doorz», и начали самую реальную наркоманскую «движуху». Одному (ей) плохо, аж на душе противно. Приходит второй и предлагает пойти «на хату где интересные вещи происходят». Выбор: «Оставаться одной на той же лавочке с прежним настроением или уйти в компанию, где «интересные вещи происходят». Актёры загнали ситуацию в крах, в выбор. Спектакль был остановлен и ведущий программы обратился к зрителям за советом: «Что им делать?».
Зал оживился. Малые были настолько активны и осведомлены в «движениях», что учителя и ещё кто-то из взрослых были не на шутку обеспокоены «моральным обликом».
На вопрос: «А кто бы пошел «туда» просто посмотреть?». Пол- зала подняли руки. Учителя замерли. Ведущий программы объявил: «Раз дети интересуются, мы вынуждены утолить интерес. Для интересующихся мы покажем… чтобы одни узнали, а другие увидели, чем это заканчивается».
И тогда заиграла музыка… И вышла девушка… И они показали… сцену о моей жизни:
«Прошло пять лет. Как один миг. Я не знаю что говорить. Я не знаю… Мне стыдно и противно. Если бы я знала… тогда… Я ненавижу себя за это сумасшествие. Я боюсь… Теперь… я боюсь встретить его мать… Где она – я не знаю.
Андрей умер через три года от передозировки. Мать продала всё.… По соседям ходила… умоляла(!)… купить… диван!…
Андрей, Андрей… Он высох весь… серым стал, как земля.… Ходил мёртвым, никого не узнавал. Жалкий. Больной. Грязный.… А мать… всё деньги собирала! Надеялась вылечить!… Уговаривала его! Уговаривала! Просила!… – Живи, сынок… Живи…
А его, тогда, всё бесило. Бесило всё! И мы всё убегали. Прятались! Прятались! Прятались! Пока он не спрятался… навеки!… Андрей, Андрей…
Я… помню… как маму его… вели обомлевшую… на кладбище… Она стояла тихо… в чёрном и… в слезах…
Но…
А когда ударили первые комья о ГРОБ(!)… она заскулила как раненый зверь… – Андрюша вернись… Вернись сынок… вернись… Как мне теперь без тебя… жить… Я же тебе всё отдала… Вернись сынок, вернись. Затем упала… на песок… и… спокойно… в яму… просила… просила… просила… просила… – Андрюша-а-а домо-о-о-ой… Андрюша… домой… Домой, сынок… домой…
НЕТ БОЛЬШЕГО ГОРЯ для матери, чем хоронить своих детей.
Я помню… и мне… до сих пор страшно…
Я теперь всех виню! Всех, кто был рядом…
Я ненавижу себя!… А-а-а, что я тогда… могла сделать?
Я повзрослела. Хочу ребёнка, но боюсь. Я одна со своим страхом.… Одна.… Если бы я тогда знала.… Если б я смогла… тогда…».
Я плакала. Плакало пол-зала. Поутихли и «мои».
Закончилась эта сцена. Зависла трагическая пауза. И тогда вышел ведущий и обратился к залу: «Почему это случилось? Давайте теперь думать, что делать, чтобы такого не случилось. Если нет – мы закончили». Зал «рвал» микрофон у ведущего и «по-взрослому» анализировал, советовал.
Спектакль возвратился с места «до похорон» и они продолжили. Девушка на сцене «пересовала» наркомана, так жестоко, с таким азартом, что мы сами «завелись» – сидели нервные, злые на всех и на себя. Особенно откровенны и интересны, были рассказы ведущего о «модных движениях» с постоянными вопросами залу.
Но самое страшное наступило в конце. Играет тревожная музыка. Стоит актёр («наркоман») на рампе, как на распятии, со шприцем в одной руке и с надкусанным красным яблоком в другой. Стоит и смотрит в зал. Стоит и плачет. И тут, в темноте, ползут детские руки навстречу – «за жизнь человеческую».
Я не подняла. Не смогла. Обомлела. Сил не хватило. А дети смогли. Дети сильные.
Он сделал выбор. Он остался жив.
Это была не только его победа. Все чувствовали себя героями, спасшими жизнь человеческую.
В финале – шквал аплодисментов. Все радовались. А я сидела, радовалась и плакала, ненавидя себя и всех, вспоминая своего Андрюху. Слова актрисы: «Я одна со своим страхом.… Одна.… Если бы я тогда знала.… Если б я смогла… тогда…» выедали мне внутренности.
Вышли мы с моими «артистами», попробовали «приколоться», но молча разошлись.
Что это было? Театр? Шоу? Перфоменс? Не совсем. Лекции? Трудно сразу определить. Форма, которая преполагает сокращение дистанции между зрителями и сценой – пугает. Весь зал – актёры. Можно стать непосредственно режиссером, консультантом, психологом.
После «их» театра что-то сломалось во мне. Злая стала я на «своих» и «чужих». – Обломали кайф артисты – сетовали мои. Катастрофически распадалось одинокое «братство самоубийц». Через несколько дней я зашла в школу, чтобы узнать – где можно найти «Середовище Буття»? Мне дала телефон зам. директора по воспитательной работе. Мы обменялись впечатлениями об увиденном. Разговор получился не конструктивный. Нас захватил эмоциональный аспект, полученный от их работы. Она сказала, что дети почти целых 3 дня открыто говорили о наркотиках, наркоманах и обсуждали спектакль, диалоги, чувства. Наконец-то проблема выплыла из углов, парадных. Дети не шушукались, а открыто говорили. А это самое главное. Теперь, когда им «предложат», они будут иметь позитивную – сознательную – модель поведения. Я поинтересовалась – не сильно жестко велась программа? Я плакала, оправдалась я. «Нет. Я сама плакала. Я в шоке. Но вы обратили внимание, как они умело вели ситуацию, аудиторию. Как они забирают и удерживают внимание» – с восторгом заметила завуч. И добавила, что у них есть чему поучиться, даже нам. (Позже, когда я сама играла в их спектаклях, я не раз слышала эти слова).
Пришла я к ним спустя три недели. У них полным ходом шли тренинги и репетиции. Александр Клименко (руководитель «Сэрэдовыща Буття и «Школы Шутов») внимательно выслушал мои путанные речи и, смотря на мой землистый румянец, задал мне три вопроса: «Зачем мы тебе нужны? Зачем ты нам нужна? И чего ты хочешь?». Попросил подумать над ответами и через 2 недели приходить. Я попыталась рассказать о своей «болезни», но он перебил меня и сообщил – «Поздравляю – жить хочешь. И это – главное. Жить захочешь – будешь искать выход». И на выходе прибавил – «хочешь встретить мастера – готовься к смерти». (Позже, когда «умер во мне наркоман», я поняла значение его слов).
По дороге домой я чувствовала себя самой одинокой и никому не нужной в мире. Я считала, что со мной там будут разговаривать с привычной брезгливостью или как с больной, сумасшедшей. А он спокойно улыбался, шутил и очень внимательно слушал меня. А чего нас, покойничков, бояться – крутилось в улыбающейся моей голове.
Меня серьёзно «прикрутило». Я сцепила зубы и терпела. Мать потратила кучу денег на таблетки, уколы. В больнице я категорически отказалась лечиться. Мать, видя мои старания, молчала и героически терпела мои психи.
Прошел «срок». Я, исхудавшая, пришла к ним. Александр Клименко уехал с командой в другой город. Борис Данкович (актёр, режиссер, тренер) обьяснил мне, что времени нянчиться со мной у них нет, что у них 29 спектаклей на различные темы и много заказов, поэтому – хочешь «попробовать» – вперёд. Я осторожно согласилась. И начался актёрский тренинг по классу «импровизация» и репетиции. 3,5 часа нас гоняли в бешеном режиме. Было страшно тяжело, но безмерно интересно. Позже А. Клименко сказал мне: «Чтобы я не индульгировала (оправдание своих личных немощей). Психологической зависимости нет! Термин этот придуман платными врачевателями. Есть память о состоянии. Когда научишься сама добывать состояния и путешествовать, ты поймёшь, о чём я говорю. И чтобы я больше не слышал от тебя о твоих гнилых мыслях. Поумничаешь на площадке с Борисом или со мной».
Через месяц, я «умничала» в присутствии 750 зрителей. Через месяц, я боролась за здоровье и жизнь партнёра, спасая его и себя.
И теперь, когда я читаю монолог «про маму на кладбище», я плачу, смотря в полные слёз глаза детей в школьной форме. – «Будьте умными. Здоровыми, а главное – живыми! Обязательно – живыми! Обязательно!» – кричит у меня в голове…
Сейчас я – рядовая мама. И, как все, – озабоченная своим счастьем в коляске. Назвала девочку в честь моей героини – Аня.
Втречаю «своих» – молодых стариков.
Кто покинул нас, кто – повторно лечится, кто «в системе», кто в тюрьме. Приглашала к нам. Не верят. Боятся даже на спектакли приходить. Наслышались. Но я жива! И это факт! Факт, что «простыми» техниками по подготовке актёров («Ноль в ноле», «Центр Циклона», «Свободный танец») и спектаклем «Осень», в рамках программы «Мастера поведения», я наконец-то, прожила до конца и оставила этот отрезок жизни.
Они не предлагали «зависимым» оставить проблему ради «здоровья и счастья на земле» – это всё теория. «Просто нужно побыстрее сжечь этот отрезок безумной жизни» – Говорил мне Александр.
– «Как? Продолжать? – так это смерть. Быстрая, медленная, но однозначная. Что делать?» – талдычила когда-то я.
– «Нельзя оставить что-то, не прожив это до конца» – терпеливо повторял мне Александр Николаевич, показывая мне несметные богатства, которыми я обладаю, которыми я овладеваю. (Сейчас, по сравнению с моим «Меню», пузырёк с «ширкой» или «баян» (шприц) с другой (любой) смертоносной хворью выглядит, как «просто яд». И не больше).
В одной из своих театрализованых работ, по профилактике наркомании, мы моделируем ситуацию выбора, ситуацию катарсиса и приглашаем бывших наркоманов пройти этот путь публично (количество зрителей на одном интерактивном спектакле – от 200 чел.).
Я сожгла полностью этот хлам. Проехали. Отсохло. Отвалилось. К нам приходят «друзья» и приводят «друзей». Помогает? «Кто во что верит – тому то и помогает» (это слова не Александра Николаевича, но он очень «смачно» их произносит).
Но катарсис (очищение) помогает всем. Необходимо скинуть этот хлам. Проверено. Это просто, как, извините, сходить в туалет. Сколько не отвлекайся… Как нужно чистить желудок от мёртвого, так и психику необходимо чистить от «закаливания».
В нашем индустриальном мире люди находятся или вынуждены находится в продолжительных стрессовых ситуациях. Это приводит к ослаблению душевных сил, выхолащиванию психической энергии. Вот тогда человеку и будет нужен «костыль», «поводырь», «хазяин». Вот тогда он и лезет в зависимость.
Мы оттолкнулись от принципа: «Не можешь помочь себе, начни помогать другим. (Ответственность за других рождает иное качество переосмысления реальности)».
И от нашей Арт-терапии (шокотерапии) появляется спокойное – «Всё! Прошло безумие. Жизнь продолжается».
Чтобы «они», когда предложат даже «на шару» – СПОКОЙНО отказались. А это возможно только при условии ВЕЛИКОЙ ЛЮБВИ К ЖИЗНИ. Сколько ты в неё вложил, настолько ты и ценишь, любишь её, сколько вложил в неё, столько и получишь от неё. Не ценят многие этот Великий Дар. Что б не случилось: «Как получили… так и…».
Я три года просидела “на цепи”. Теперь, спрыгнув, я могу заявить, что если вам предложат наркотики, – знайте, что вас считают животным, которого можно посадить на цепь, что вас можно приковать к позорному тазику с ядом. Давайте вместе развеем миф о вечном кайфе. Давайте не будем ничего приглаживать и не- договаривать. Всё очень просто – наркотики – это духовная и физическая смерть. Смерть и всё! Медленная, быстрая – без разницы. Все это понимают рано или поздно.
ЗДОРОВЬЯ, СЧАСТЬЯ И УДАЧИ ВАМ, ЛЮДИ.
ДАЙ ВАМ БОГ СИЛ И УМА ОТЛИЧИТЬ ЗЛО ОТ ДОБРА. «Автор»
ПРИГЛАШАЕМ К ЗНАКОМСТВУ И СОТРУДНИЧЕСТВУ!
[email protected]; http://sb-proff.narod.ru/ /по материалам «Хай-Вэй» 22 января 2007
