ВЫХОД

На девятый день марафона я готов был жизнь отдать за куб черной. Баяны с белой жгли мне карманы, и я уже был готов выбросить их, но в душе тлела надежда: а вдруг удастся поменять на опий? Наткнувшись на чудом уцелевший телефон-автомат, я набрал номер плохо знакомого мне штымпа, у которого давным-давно мы варили, вот я подумал: чем черт не шутит? После двадцатого, наверное, гудка, трубку сняли.

– Алло, – голос тихий, осторожный. Ага, Марек.
– Привет, это Миша, помнишь, я с Максом как-то был у тебя…
– Чего тебе?
– Слушай, у меня есть белая и план, мне бы черной достать, сняться, паршиво очень, только лаве у меня нет, поменять могу…
– Не-е, – протянули на том конце трубки, – я белую не люблю…
– Слушай, – отчаяние стало одолевать меня, – слушай, может ты знаешь кого-то?.. – В моем голосе появились просительные нотки, ну и х.. с ним, плевать, лишь бы сняться…
– Щас спрошу.
В трубке послышались приглушенные голоса, было слышно, как несколько человек что-то обсуждают, потом снова возник голос Марека:
– Ну греби сюда, у меня тут чуваки, у них черная есть, так они на белую поменяют пару кубов ширки… Адрес помнишь?
– Помню! – чуть не крикнул я. Слава богу, я избавлюсь от этого жуткого выхода. Я почти швырнул трубку на рычаг и заозирался в поисках автобусной остановки. Вы знаете, что такое белый выход? Нет? И слава Богу, не приведи Господь вам узнать. Это когда каждый сантиметр кожи горит, когда каждый вдох дается с трудом, а в груди клокочет, как в сточной канаве, потому что легкие, мать их так, отказываются дышать, это когда твой вес на двадцать пять килограмм меньше нормы и джинсы тебе приходится перевязывать бельевой веревкой (кожаный ремень давно проторчан!), это когда ты воняешь так, что от собственной вони готов выброситься из окна высотного дома… А свет? А люди? А звуки и запахи?! Кажется, что ты в аду, в самом центре шипящей сковороды, а вокруг тебя черти с вилами… Никогда, никогда, слышите, не двигайте белую, если вам нечем закрыться. Это урок номер раз. Урок номер два: никогда не выходите на улицу на выходе: это смерть. И урок номер три… все, уроки окончены, подошел мой автобус.
В салоне я уселся на самое дальнее сиденье, молясь, чтобы кондуктор меня не заметил. Пронесло. Время тянулось бесконечно, казалось, что автобус стоит на каждой остановке по часу, что все светофоры в городе сговорились, включив красный свет по умолчанию, что все люди в автобусе смотрят только на меня… Спустя вечность, я вывалился на нужной остановке, отыскал по памяти дом Марека, вошел в подъезд, поднялся по лестнице (да здравствует первый этаж!), позвонил в дверь… конечно, звонок не работал. Я осторожно постучал. Ничего. Потом снова постучал, уже отчаянней, чувствуя, как изнутри поднимается страх: на..ал?! Дверь приоткрылась, в щели образовался глаз.
– Заходи, только тихо…
Я протиснулся в едва приоткрытую дверь, которая мгновенно захлопнулась за мной, прошел через темную прихожую в сторону полоски света, распахнул дверь…
В нос мне ударил резкий запах. Первое, что я увидел, была детская кровать. Она была пуста. Ребенок в неестественной позе находился возле внешней стенки кроватки. Сначала я даже не понял, как такое возможно, но потом присмотрелся и увидел, что одной ногой он стоит на полу, а вторая почему-то задрана вверх, и он как бы полувисит, полустоит… к щиколотке задранной ноги была привязана бечевка, другой конец которой был привязан к одной из стенок кроватки у самого дна. Похоже, ребенок выбрался, но длина бечевки не позволяла поставить ногу на пол, вот он и болтался на ней, не в состоянии ни вернуться в кроватку, ни отползти от нее… Ребенок был перепачкан чем-то. Дерьмо, вдруг догадался я, это ж детское дерьмо! Отсюда и вонь… Чтобы все это увидеть мне понадобилось несколько секунд. Я вошел. В комнате была жена Марека, и два красавца, в спортивных штанах, кожаных куртках и почему-то в норковых шапках. Вот, мля, бандиты…
– Ты проходи, а то там предки…- Марек прикрыл дверь в комнату.- Доставай, что там у тебя?
Я достал две двушки, в каждой из которых было до два куба винта.
– Вот, – я показал бандитам баяны, – четверка винта. Меняю на двушку черной.
Тот, что стоял возле окна разлепил рот:
– Хороший?
– Или…- Я не любил бандитов. Больше того, презирал их за тупость, за жлобство, за эти спортивные штаны и норковые шапки. – Вам хватит и по кубу, если первый раз.
– Не боись, – самый разговорчивый подошел ко мне, взял баяны и зачем-то стал смотреть сквозь них на свет. – Плавали, знаем, гы… Он как-то дико хохотнул и посмотрел на своего товарища. Тот стал снимать куртку, а шапку, почему-то оставил. Под курткой оказалась спортивная олимпийка. Чувак стал закатывать рукав на левой руке, обнажая предплечье.
– Мне первому, – сказал он.
– Так за защелочить надо, неси соду и рюмку, – я обратился к Мареку, стараясь не смотреть на висящего на бечевке ребенка, который почему-то не издавал ни звука.
– И я хочу, – подала голос с дивана дура эта. Я ее возненавидел.
– Слушай, – не выдержал я, – а что с ребенком?
– Обосрался, – коротко ответила она.
– А веревка зачем? –
– Что б не лез, куда не надо.
Вопрос был исчерпан.
Марек принес соду, рюмку, я быстро за щелочил и выдал бандитам по баяну, они же слили мне два куба черной, которые я и вкатил, устроившись на краю дивана, благо трубы у меня были хорошие. Меня розломало, я закрыл глаза, закурил… я чувствовал, как тепло разливается по всему телу, проходит это дибильное состояние выхода…
Бандиты тем временем устраивались поудобнее, искали тряпки, чтобы на рожу себе положить, качали вены… Очнулся я от крика и сначала ничего не понял.
– Сука!! Сука-а!!!!!
Один из бандитов (они были так похожи, что я не мог отличить одного от другого) бегал по комнате, держась за шапку. Лицо у него было багровое, казалось, что его голова вот-вот взорвется, глаза налиты кровью…
– А-а-а!!…Сука!!!! Что ты мне подсунул, мразь!!…
Я ничего не понимал. Поискал глазами Марека, он стоял, вжавшись в стену, жена его куда-то исчезла, а второй бандит с ужасом смотрел на своего кореша и шептал:
– Серый, успокойся, щас, щас…
– Он на измене, – прошептал Марек, подходя ко мне, – его высадило, что делать?
Я ненавидел такие ситуации. Бандитов часто высаживало, потому что они были настолько тупыми, что не могли отловиться на белой, для этого нужно ее понимать, понимать этот кайф, приход, полет фантазии… Они же, попадая в потусторонний мир, начинали паниковать, а вот как раз этого делать ни в коем случае нельзя, чревато самыми неожиданными последствиями. И, надо же, я вляпался в бандитскую измену, да еще и на моем винте.
– Веревку, веревку дайте, сейчас взорвусь!!! – орал, как сумасшедший этот козел, нарезая по комнате круги. Дверь в комнату приоткрылась и в проеме показалось перепуганное лицо женщины, видимо мамы Марека.
– Что здесь происходит? – тихо спросила она.
– Сука-а-а-а!!!! взорвусь!!! – Вдруг бандит рванул раму окна, оно распахнулось и он вскочил на подоконник, потом выпрыгнул на улицу. Я зажмурился.
– Там балкон, – шепнул мне на ухо Марек. Он неслышно подошел ко мне. Второй бандит, похоже, пришел в себя и кинулся к распахнутому окну.
– Слышь, Серый, щас, щас, не бзди..- он повернулся в нашу сторону, достал что-то из кармана и стал приближаться.
– Ты что нам подсунул, мразь?! – В руках у него был нож. Я не испугался, черная была хорошей, поэтому все происходящее воспринимал, как сквозь одеяло.
– У него измена, мля, успокой своего кореша и все пройдет.
– Я щас тебя успокою, – он подошел ко мне вплотную, – что в баяне?
– Винт, тупое ты быдло, поймай своего кореша, иначе щас мусоров понаедет – мама не горюй, запакуют всех и тебя тоже.
Бандит этот постоял еще секунд тридцать, видимо взвешивая свои шансы, потом сложил нож, сунул его в карман и вернулся к окну. Он ловко вскочил на подоконник, спрыгнул вниз и исчез из виду. Кореш его метался по балкону, который огибал комнату с двух сторон, заглядывал в окна и орал:
– Взорвусь!!!
Потом послышались звуки борьбы, мат и все стихло. В проеме окна показалась рожа бандита и он прошипел:
– Подсобите.
Мы с Мареком подошли к окну. Тот, которого звали Серым, лежал на полу балкона и стонал, держась за голову. Его кореш подхватил под мышки, поднял, положил на подоконник, перехватил за ноги и буквально забросил в комнату. Серый рухнул мешком на пол. Мы его подняли, положили на диван.
– Принеси мокрое полотенце, – сказал я Мареку. – А ты лежи спокойно, – повернулся я к Серому, у тебя измена и внутричерепное давление поднялось, щас компресс поставим и все пройдет.
– Су-у-ка, – простонал Серый, – голова раскалывается…
– На белой отлавливаться уметь надо, придурок, – я обессиленный сел на край дивана. Опий плыл по моему телу, глаза стали слипаться, захотелось спать.
Марек принес мокрое полотенце, положил его на голову этому дегенерату и он через несколько минут затих.
– Слушай, – обратился я к Мареку, – я пойду.
Что-то мне расхотелось быть в этой комнате, с козлами этими…
-Э-э, постой, – встрял бандит, щас я вмажусь, если фуфло – на ремни порежу.
– Сам ты – фуфло, – я его побаивался, но вся эта история начинала мне надоедать. – Вы, бараны, торчать не умеете, вот и не лезьте, жрите водяру.
– Ты базар фильтруй, – стал он закатывать рукав свитера, – а то смотри у меня… Слышь, вмажь, а? – обратился он к Мареку.
Тот поднялся, подошел к бандиту, повозился с минуту возле него и отошел уже с пустым баяном.- О-о-о, – про стонал бандюг, заваливаясь на бок и набрасывая на рожу тряпку, – о-о, приход-од…
Я поднялся. Оба бандита были в нирване, самое время уматывать.
– Слушай, – я обратился к Мареку, – ты бы малого отвязал, чего он висит у тебя?
– Ага, – как-то неопределенно бросил Марек, глядя на свои руки.
– Ну, я пошел. – Куртку я надевал на ходу. Снова дверь, темная прихожая, дверь, вонючий подъезд, дверь на улицу и тут меня вырвало. То ли от свежего воздуха, то ли от опия, то ли от быдла этого… не знаю.
Перед глазами стоял пацаненок этот, привязанный за одну ногу к кровати. Я сплюнул и отер губы рукавом. Да-а, бывает и так…

Киев.