Впервые мы познакомились с Аней в августе 2010 года во время медиа-визита иностранных журналистов, посвященного программам профилактики и лечения ВИЧ/СПИДа в Украине. Тогда Анна, будучи соцработником одной общественной организации, которая оказывала услуги потребителям инъекционных наркотиков (ПИНам) и женщинам коммерческого секса (ЖКС), сопровождала нас. Эта хрупкая, но при этом невероятно энергичная рыжеволосая девушка чем-то выделялась среди других аутрич-работников. Я просто не могла не завести с ней разговор. Ее история меня потрясла.
Начало
До рождения брата Игоря Аня была идолом в семье. Родные ее очень баловали. Одних только бабушек и прабабушек у девочки было шесть. Все было хорошо до определенного возраста. В 14 лет ее вдруг «перемкнуло»: начала прогуливать школу, посещать ночные клубы, общаться со взрослыми мужчинами. Девочка искала всего этого с тем же упорством, с каким к источнику света летит хрупкий мотылек. Мама и отчим, не зная как справиться с малолетней бунтаркой, все свое внимание переключили на подрастающего сына. В 18 лет Аня встретила своего будущего супруга Ростислава, которому на тот момент был 21 год. Когда ребята сошлись, парень уже был наркозависимым, но Анна не восприняла это всерьез. Лишь со временем она стала понимать действие наркотика и то, к чему ведет дружба с ним. «Когда Ростислав увидел, что я сильно протестую, — говорит она, — он поступил также, как делали все его друзья: подсадил меня на наркотики, чтобы я не строила ему преград. Однажды один из его друзей шутя спросил меня: «Так ты будешь сегодня колоться?» В моей голове что-то щелкнуло, и я сказала «да». Честно говоря, я думала, что Ростислав меня остановит, но этого не произошло. Это была ширка. Я просто подставила руку и попробовала. Для меня это было не праздное любопытство, а желание понять, почему люди из-за наркотика буквально сходят с ума. Мой будущий муж не раз говорил: «Ты не понимаешь меня, потому что сама не пробовала. Пока ты не попробуешь — я не смогу тебе этого объяснить». Первый раз мне не понравилось. У меня открылась сильная рвота, потом очень сильно захотелось спать.
Прошло какое-то время, и Ростислав сказал, что мне стоит попробовать еще раз. Я согласилась на вторую инъекцию. Поскольку с детства боялась уколов, то ни тогда, ни потом не колола себя сама. Всегда находились те, кто помогал мне в этом. Постепенно я втянулась. Мне начало нравиться состояние опьянения. Боясь передозировки, я не увеличивала дозы и сначала колола только по половине куба четыре раза в день. У нас была хорошая компания. Самому младшему из нас было 13 лет. Тогда мне казалось, что всех нас связывает дружба, но сейчас я понимаю, что у нас был только один общий интерес. Мы кололись, потом ехали на Крещатик, ели пирожные, купались в фонтанах… Все происходило весело, азартно, легко.
Однажды, когда мы пришли в притон за наркотиком, я столкнулась там со своим… 14-летним братом. У меня был шок! Я спросила его, что он здесь делает, а он ответил: «То же, что и ты». Ни мама, ни отчим не догадывались о том, что с нами происходило. И, что самое главное, я ничего не могла сказать Игорю — ведь я делала то же, что и он».
Малая семейная орбита
В 19 лет Аня забеременела, но большого значения этому факту не придала. Во-первых, две предыдущие беременности еще при трезвой жизни закончились выкидышами, а во-вторых, начавшиеся из-за наркотиков проблемы со здоровьем значительно уменьшали шансы выносить дитя. В этот период у ребят начались проблемы с деньгами, и Аня очень злилась, когда Ростислав сам кололся, а ей, беременной, ничего не приносил.
…Яночка родилась семимесячной. Роды были стремительными — малышка родилась за 20 минут. Девочка была очень слабенькой, рост — 42 см, вес — 2,5 килограмма. Взяв на руки эту родившуюся на праздник святого Николая «куклу», Аня просто не знала, что теперь с ней делать. Они долго «колесили» по больницам. Наркозависимой маме первый месяц врачи старались малышку даже на руки не давать. Пока молодая супруга и дочь лежали в больнице, Ростислав кололся реже, но зато стал чаще выпивать.
После возвращения домой ее светлые мысли о новой жизни не сбылись. Безденежье, зависимость, проблемы с родными как с одной, так и с другой стороны (мама и сестра Ростислава не признавали ни его дочери, ни жены), ложь, взаимные укоры и обманы все больше накаляли обстановку внутри семьи. К тому же выяснилось, что маленькой Яной папа почти не интересуется. Аня могла стирать пеленки, а муж, подойдя к ней, говорил: «Ань, иди. Там девочка плачет». Так выглядела малая «орбита» этой утопающей в родственных связях семьи.
Удивительно, но родители Ани, у которых жили молодые люди, не знали, что их дочь и зять наркозависимы. На мой вопрос о том, как же им удавалось это скрывать, девушка отвечает, что они с мужем делали все, чтобы этого не показать. Чтобы не было видно проколов на руках, носили одежду с длинными рукавами, чтобы «быть в адеквате» — контролировали дозы, старались их не повышать. Поскольку Ростислав начал пить, он уже не мог «нормально» воровать. Жили за счет лифтовых катушек, которые он и его друг благополучно выносили из домов. Этих денег, помимо ширки, хватало лишь на самое дешевое питание и памперсы для малышки. «Катушечный друг» Ростислава все плотнее вливался в их семью. Через время он, Аня, ее муж и брат уже начали «дружить» вместе. Когда же всех мужчин милиция взяла за кражи, на год сел один Ростислав. Ане в тот момент как раз выдали деньги на малышку, и поскольку выкупленный у милиции друг знал, где купить товар, он и стал править наркотическим балом. Вокруг Ани сформировался круг из пятерых мужчин, с которыми она ночью ходила воровать. Яну «на операции» тоже брала. Если габариты ворованного позволяли, добычу грузили в детскую коляску и спокойно шли домой. Тогда Ане было весело. Они делали это легко, на кураже.
«Оно»
«Катушечный друг» Ростислава ширку не любил. Его больше привлекали психотропные наркотики, поэтому однажды, когда Ане было особенно плохо, он предложил купить «белый наркотик» — эфедрин. И хотя он стоил дороже, после укола Аня поняла, что нашла свое. Почему? У нее не только обострились все чувства, но и, что самое главное, появился колоссальный прилив сил. «Я вставала в пять утра, — рассказывает Аня, — вылизывала каждый уголок своей квартиры, стирала горы пеленок и ничуть не уставала. Я порхала как бабочка. Могла пятеро суток не спать и не есть. Когда мой организм сильно уставал, меня просто «выключало» — спала, не вставая, трое суток. Трехгодичного употребления «белого» достаточно, чтобы разрушить личность. Я же прокололась им семь лет. За один укол эфедрином в головном мозге сгорает пять миллионов клеток. После него очень часто сходят с ума. От него нет физической зависимости, но психологическая зависимость очень сильная. Со временем у зависимого от эфедрина человека нарушается координация движений, речь. Слышишь, как я говорю? (Аня в течение всего нашего разговора говорила невероятно быстро, иногда проглатывала слова. — Авт.) Это последствия «белого». Постепенно я начала «закалываться». Мой организм стал все сильнее уставать. Я потеряла половину веса. Время для меня летело очень быстро: просыпаюсь сегодня и вижу — лето, на завтра открываю глаза, а деревья уже голые, потому что зима. Я начала пугаться. За утром опять шло утро и не было ни дня, ни вечера… Наркотики превратили меня в «оно». Я говорю не только о внешности. У меня отсутствовала душа. Мама сейчас мне говорит: «Полюби себя». Но как я могу это сделать? Я — монстр. Только я сама виновата в том, что моя дочь сейчас не живет со мной. Женщина приходит в этот мир, чтобы быть матерью. Когда у нее отсутствует материнский инстинкт — это очень страшно. Я до сих пор в шоке от того, как Яночка при моем образе жизни выжила».
Полоса препятствий
Мы не будем рассказывать о том, каким образом Аня попала в психиатрическую больницу и стала ночной бабочкой на Окружной, как брат воровал ключи у матери и делал для сестры дубликаты ключей (к тому моменту свою непутевую дочь она уже надежно запирала), как «друзья» лазили к ней на восьмой этаж через лестничные окна парадного, чтобы передать наполненный болтушкой шприц. Аня прошла и Крым, и Рим, и медные трубы, и если бы не полоса препятствий в виде болезней, вряд ли осталась бы жива. Через три года после того, как девушка перешла на эфедрин, у нее отказали ноги, начался сепсис, обнаружился ВИЧ и остеомиелит. Больничные палаты, брезгливо-паническое отношение окружающих, страшные боли и температура 39° стали для нее нормой жизни. Лишь благодаря друзьям, которые всячески ей помогали, Аня осталась жива. Фонд Елены Франчук в 2005 году оплатил девушке дорогостоящую операцию на крестце, после которой она невероятно быстро встала на ноги. Сегодня у Ани искусственный крестец.
Не знаем, что в этот период делали или чего не делали шестеро Аниных бабушек, но одна из них — Тамила — решение ситуации с правнучкой Яной взяла на себя. Вначале она стала забирать малышку из круглосуточных ясель на выходные, а потом и вовсе «выписала» ее к себе. Через некоторое время Яна уже называла бабушку мамой. Когда у Ани обнаружился ВИЧ, Тамила Александровна трижды ходила делать правнучке соответствующие тесты, причем каждый раз это была новая больница. Однажды бабушка Тамила приехала к Ане и сказала, что есть возможность отправить Яну на полгода в семью за границу. Что надо только подписать документы о том, что по состоянию здоровья она не может за дочерью смотреть, сделать опекуном ребенка ее, бабушку. Девушка согласилась. С тем же предложением Тамила Александровна приехала к Яниному отцу, которого в то время как раз судили за новую кражу. Ростислав, где нужно, тоже поставил свое «да» (забегая наперед, скажем, что он умер в 2009 году, но перед смертью все-таки увидел Яну, которую из Германии специально привезли). Пока Аня не вернулась домой на костылях, ее мама и все причастные к интриге бабушки рассказывали о причине отсутствия Яночки красивые сказки. По иронии судьбы именно в этот период Аня поняла, что страшно скучает по своей малышке и очень хочет быть для нее настоящей мамой. Поэтому когда бабушка Тамила сказала, что Яночку удочерили немцы, Аню как подкосило. С таким трудом отвоеванная у смерти жизнь снова утратила смысл.
«Почему у всех одна мама, а у меня три?»
Еще в молодости Грэте приснился сон, что у нее будет дочь Яна. Поэтому, увидев маленькую Яну, она сразу поняла, что этот ребенок — ее. Удивительно, но и у этой семьи все складывалось необычно. Вместо того, чтобы помочь Яне забыть Украину и все, что связывало малышку с ней, Грэта и Мартин, когда девочке исполнилось шесть лет прибыли для знакомства со всеми ее родственниками в Киев. Возможно, изначально они и не хотели девочке многого говорить, но пятилетняя Яна, рассматривая старые фотографии, говорила: «Это мама Тамила, а это — мама Аня. Ты, Грэта, моя третья мама. Где же настоящая? Почему у всех одна мама, а у меня три?» В 2006 году Яна познакомилась со всем сонмом своих бабушек и прабабушек, дедушек и прадедушек, за исключением Аниных родителей, а также папы с мамой. Тамила Александровна не разрешила.
Впервые Аня увидела свою дочь в 2007 году. Эту встречу удалось организовать лишь благодаря сложнейшей внутрисемейной интриге. «Я не могу тебе объяснить, что со мной тогда происходило, — говорит Аня. — Я боялась своей реакции. Думала, если меня «разомкнет» — неизвестно, что будет. Я смотрела на Яну и не осознавала, что это мой ребенок. Передо мной стояла хорошенькая, очень похожая на Ростислава девочка. До этой встречи я думала, что, может, как-то ее «отобью», но когда увидела Янины глаза… Поняла, что не имею на это права. Я увидела глаза счастливого ребенка.
…Яна стояла и присматривалась ко мне, а я боялась заплакать. Не хотела, чтобы она потом чувствовала себя в чем-то виноватой. Грэта с Мартином тоже очень боялись этой встречи. Потом мы поговорили через переводчика. Грэта сказала мне: «Мы тебе очень благодарны. То, как ты вела себя, показало, что ты по-настоящему любишь Яну. Если бы она захотела жить с тобой, мы бы ничего не смогли сделать». Только любящие люди могли привезти ребенка сюда. Мне бы хотелось, чтобы Грэта была моей мамой. Если бы моя мама была так же подготовлена к воспитанию детей, многих бед, возможно, и не случилось бы».
Начиная с 2007 года Грэта, Мартин и Яна каждый год приезжают в Украину. Почему? Супруги хотят, чтобы девочка любила Украину и знала ее. На мой вопрос о том, как сейчас смотрит на нее 11-летняя Яна, Аня, помедлив, говорит, что, скорее всего, как на старшую сестру. Но она взрослеет. И что она скажет своей биологической маме через два-три года — не знает никто. Сама Аня сегодня живет с мужчиной, который семь лет назад забрал ее с трассы, устроил на работу и вдохнул в нее новую жизнь. Ей сложно жить в обычном социуме. Лишь реализуясь в работе с наркозависимыми и ночными бабочками, эта молодая женщина, успевшая съесть в своей жизни не один пуд соли, чувствует себя нужной.
Виктория Сорокопуд,
